Рио – город, который лучше всего разглядывать сверху. Как сказала моя мама, когда приезжала в гости: «А на уровне земли – сортир сортиром». Но у вершин Корковаду вы словно оказываетесь на небесах. Там, на безмолвных горах, вы оказываетесь в джунглях, похожих на складки зеленого шелка, а внизу синеют воды Копакабаны и Ипанемы, будто сверкающее драгоценное ожерелье. Даже городские многоэтажки отсюда кажутся сливочно-белыми.
– Вон там мой дом, – крикнула я однажды Кьяре, перекрывая громыхание трамвая. Я сидела на передней скамейке, как на насесте, рядом с вагоновожатым, а Кьяра тряслась сбоку в груде коричневых тел.
– Ясное дело, – отозвалась Кьяра, а сама обольстительно улыбнулась подростку, который висел позади нее, поджимая загорелый живот на каждом повороте. – Ну так как, спросим, нельзя ли тебе у них поселиться? – добавила она, пробираясь ближе. Волосы ее развевались, окутывая юного поклонника.
– А зачем спрашивать? – весело возразила я. – Это же мой дом!
Кьяра со смехом обернулась и крикнула:
– Вот именно!
Позднее, когда мы валялись, свесив ноги, у бассейна «Хостел Рио» (объемом с поллитровую банку) и потягивали коктейли, подружка спросила:
– Когда переезжать собираешься? В ответ я захохотала:
– Это же не отель! Просто чей-то дом. Кьяра взлохматила свои темные волосы:
– И что с того? Появишься там со своими чемоданами.
Они подыщут комнатку.
– Что, так же, как я явилась с гамаком в Барретос?
– То была провинция. А здесь Рио, – сказала Кьяра.
– Но…
– Но, но, но… Хватит уже этих твоих «но», Кармен! Ты своими «но» меня с ума сводишь! – раздраженно выкрикнула она, так что итальянский акцент стал вдруг сильнее ирландского, как будто это я заставляла ее переезжать с чемоданами в чужой дом.
Тогда я, конечно, не приняла всего этого всерьез, но в одно прекрасное утро, после седьмой подряд бессонной ночи (в пять утра ввалилась пьяная Кьяра, а в семь часов две немки принялись шуршать пакетами), проходя мимо того дома, я вдруг увидела, что кто-то дремлет в гамаке. Такое было впервые – увидеть кого-то рядом с домом, поэтому я притормозила и остановилась у ворот перевести дух.
Крутые неровные ступени вкупе с палящим зноем, набирающим силу уже с самого утра, вынуждали пешеходов останавливаться и отдыхать, прежде чем продолжить путь. Туристы-новички хорохорились, старались быстрее одолеть подъемы и спуски, а результатом были непривлекательно побагровевшие физиономии и струи пота. Только местные понимали, что «нужно идти не спеша».
Человек, спавший в гамаке, лениво приоткрыл один глаз. Я демонстративно вздохнула, давая понять, что устала, и показала на сияющее над головой солнце. Вдруг он предложит мне стаканчик воды? Потом я испробовала свой блестящий португальский:
– Является дом мой. Я войти?
Человек в гамаке подскочил с энтузиазмом, которого я не ждала, и устремился к воротам:
– Да, входите. Входите!
Я было задалась вопросом, не зарубит ли он меня топором, но, решив, что сейчас чересчур жарко, чтобы кого-то убивать, а тем более энергично махать топором, проследовала за ним.
О своей храбрости (или Кьяриной, ну да все равно) мне не пришлось пожалеть. Длительная экскурсия по Каса Амарела – я будто листала страницы роскошного подарочного издания – развернула передо мной великолепные интерьеры ар-нуво рубежа девятнадцатого и двадцатого веков в удивительном смешанном стиле бразильских тропиков и французского
