– Как ты меня нашел? – спросил Ванька.
– Зеркало Тантала… – небрежно пояснил Глеб. – Я знаю, где ты в любую секунду дня и ночи. Я могу даже посмотреть твоими глазами, если закрою свои.
– А я вот нет, – сказал Ванька.
– Что, серьезно? – удивился Глеб. – Мне казалось, зеркало наделяет этим даром обоих. Странно.
– Да, странно, – согласился Ванька. – Магщество тебя еще ищет?
– Изредка. Либо когда я очень нарываюсь, либо когда кому-то из охотников хочется личного экстрима, – последовал неопределенный ответ.
Ванька открыл номер карточкой и вошел, зацепив дверь пылесосом. Бейбарсов, не дожидаясь приглашения, проследовал за ним. В комнате он сразу метнулся к окну и задернул шторы, хотя в комнате и так было темновато.
Ванька не стал спрашивать зачем. Он и без того понимал, что Глеб скрывается. Вот только кто, интересно, увидит его на высоте пятого этажа да еще в номере, выходящем окнами на пристань, где до весны вмерзли в лед красные ракеты, идущие на Кижи?
Существовало и нечто иное, чему Ванька не мог найти объяснение. Он смотрел на белое лицо Бейбарсова и ему чудилось, что Глеб упорно поворачивается к нему только левой стороной. Правую же таинственно прячет, стараясь, чтобы на нее не упал свет от окна.
Ванька скинул деревянную от мороза куртку и повесил ее на батарею.
– Что, тяжелые времена? – поинтересовался Бейбарсов, наблюдая, как Ванька ломает смерзшиеся шнурки на ботинках, прежде чем развязать их.
Ванька не ответил, позволив дурацкому вопросу повиснуть в воздухе и вернуться к самому Бейбарсову. Дурацкие вопросы существуют не для ответов, но исключительно для повышения внутреннего рейтинга тех, кто их задает.
– Ну? Молчание – знак согласия? – уточнил Глеб.
– Или игнорирования, – предложил другую версию Ванька.
Он поочередно избавился от ботинок и теперь разглядывал носки. Снег пролез в голенища, и по носкам сверху вниз расползалась влага. У Ваньки была походная привычка стирать и сушить носки искрами, не снимая их. Небольшое облако пара и на тебе вновь свежие, чистые и сухие носки. Гораздо проще, чем прыгать у крана, засовывая внутрь носка мыло, тереть, доставать мыло с приставшими к нему нитками, а затем вешать мокрые, точно дохлые, носки на батарею.
Решив, что церемониться с Бейбарсовым не имеет смысла, Ванька высушил носки искрами и с вызовом подул на кольцо. Облако пара поднялось и растаяло.
– Страдаешь от избытка внутренней культуры? – поморщившись, спросил Бейбарсов.
Ванька подумал, что он мог бы и не морщиться. Запах был вполне нейтральным, да и брезгливость некромагов, которых еще в раннем детстве заставляют зубами сдирать кожу с дохлых котят, не следует преувеличивать.
Не обращая на Бейбарсова внимания, Ванька подошел к окну, открыл его и свистнул, подзывая рюкзак. Минуту спустя серый, раздувшийся от вещей рюкзак тяжело перевалился через подоконник. Он был покрыт изморозью. Ремни обледенели. Тащить его с собой в гостиницу Ванька не решился. С такими рюкзаками не пускают и на три вокзала в Москве.
– Твой? – спросил Глеб.
– Мой.
– Оно и видно. Ты туда что, бутылки собираешь? – брезгливо поинтересовался Глеб.
– Опасаешься конкурентов? – в тон ему ответил Ванька.
Ответ получился удачным. Лощеный Бейбарсов пожелтел, как обваренный кипятком лимон.
Из рюкзака Ванька извлек миксер и пять пачек дешевых папирос без фильтра. Он ссыпал папиросы в болтавшуюся на ремне рюкзака железную кружку и, насвистывая, стал перемалывать их миксером. Затем тщательно выбрал самые крупные куски бумаги и достал из рюкзака большой термос.
