– А это кто?
– Да так, есть там один. Дим, я же здесь бабу недавно трахал.
– Да ты что? – посерьезнел так, замер.
– Да, в возрасте уже, Надежда. Познакомились по телефону, она номером ошиблась… У нее, Дим, видать так давно никого не было, что она смотрела на меня, вылупив глаза. И вот я это, вхожу в нее, короче, а она такая: ой, мама, я вхожу, а она: ой, мама, ой, мама, ой, мама… ей лет сорок уже, а она – ой, мама. Я как расслышал, мне так смешно стало, а она: ой, мама, ой, мама, я терпел, а потом тоже говорю: ой, папа, ой, папа. И вдвоем с ней, она: ой, мама, я – ой, папа, о-о-х мама, о-о-х, папа, ой, мама, ой, папа, причем оба серьезно так, главное, что серьезно.
Димка заржал.
– Как-как ты говоришь?
– Ой, мама, а я – ой, папа, ой, мама, ой, папа.
Делал что-то с мясом и все повторял: ой, мама, ой, папа, и хохотал.
– Надежда умирает последней, а я ее законный наследник, – пропел я.
– Анварка, а может нам девчонок каких-нибудь снять?
– Давай, Дим, здесь поблизости, да?
Мы быстро оделись и вышли. Как только появлялись девчонки, весь наш запал пропадал. Я надеялся на Димку, а он на меня. Когда они появлялись, Димка становился серьезным и равнодушным и как будто бы совсем не пьяным. Так и стояли на остановке, два идиота.
– Дим, а ты знаешь, что если в Германии мороз чуть выше десяти градусов, то там жизнь замирает?
– А в Индии, Анварка, минус два – уже со смертельным исходом…
– Я понял, Дим, у нас не получится, мы не созданы для этой роли.
– Я вот тоже думаю.
– Это надо Гарника.
– Да.
– Или Германа.
– А нам, на самом деле, не это интересно, неудачник Джон.
– Но хочется же, неудачник Энди.
Дошли до светофора, подождали зеленый и не стали переходить. Снег. Тетка с догом. Мусорный бак с выломанной балконной дверью.
– Дим, скажи, а правда дог похож на гомосексуалиста?
Он смотрел и хмыкал.
– Да, точно, что-то есть такое… Ну что, так и будем идти?
– Дальше и дальше, – сказал я, и мы оба остановились.
– Может, педику Кириллу позвонить? – засмеялся он.
– А ты что знаешь про него? – я тоже засмеялся.
– Мне Артемий Финецкий говорил, да про него все знают, он сам бегает и всем рассказывает, что стал педиком. Он, конечно, приедет, если ему позвонить.
– Да уж, Дим.
– А Гарникян чем занимается?
– Слоган для Билайн хочет придумать.
– A-а… Может водки выпить?
– Коктейли не надо, коктейли не надо! Если водки выпьем, Дим, у нас такой коктейль внутри будет, Северное сияние, бля!
– Надо выпить, а то насморк замучил.
Купили водки. Смотрели на девчонок. Прошли мимо этой жалкой, занесенной снегом по самую крышу, «Волги».
– Так бы и сказал, Дим, что водки хочешь, а то – девчонок снять, мы не созданы для этой роли.
– Я вот сам не люблю в себе это, нерешительный, бля.
– И я тоже, Дим.
– Поэтому мы и оказались здесь. Сейчас позвоню Кириллу и скажу: педик-неудачник Кирилл, дело есть, короче, смазывай задницу и к нам, – он захохотал.
– Поэтому, Дим, мы здесь, а Гарник и Герман с женами. А мы здесь с водкой… – рот мой вдруг наполнился ее губами, и я услышал синтетически свежий запах жвачки… – забыл тебе рассказать, мы после Нового года с Германом проститутку сняли.
– Ой, мама, блин, я пропустил. Ой, папа, бля.
– Хорошая, только она какая-то сонная была, и Герман ее все время будил, мол, работать, матушка, работать.
– Это он так говорил?!
– Но! Работать, матушка, работать, а она спит.
– Ой, мама, бля, работать, матушка, работать?! – Димка захохотал.
