– Именно здесь и при нём, – нежно произнёс Чин-чин, распрямляясь, и вдруг гаркнул так, что даже Белоножко вмиг утратил незыблемую монументальность: – Снимай платочек, горе моё!!!
Единственно, чему папа-директор сподобился выучить своё достойное чадо, так это беспрекословно повиноваться руководящему рявку. Пальцы Леночки моментально вздёрнулись к косыночному узлу.
А рявкнувший снова заговорил нормальным человеческим голосом:
– Детка-лапочка, ты хоть соображаешь, на что навертела свою драгоценную чёлку?
До юной Халэпы начало доходить.
– Я думала, это тоже одеколон, – бормотала она, разматывая волосы. – Думала, зачем тебе два? И запах такой приятный у тебя в каюте стоял – думала, от него…
– Это не одеколон пах, – мрачно прокомментировал Белоножко. – Это текила воняла.
– Сам ты!.. – окрысилась Леночка. – А потом так здорово придумалось с чёлк… чёл… ой!
То ли она запуталась в волосах ногтями (каждый из которых, кстати сказать, являл шедевр живописи и длинною был без малого в дюйм), то ли ещё что, но только временно исполнявший обязанности бигуди эллипсет-контейнер выскользнул из девичьих рук и упал. Прямёхонько в чашку.
– Молодец, – Чин-чин отёр с лица брызги и осторожно запустил пальцы в приторную горячую жижу под названием эрзац-кофе. – Одно слово – Халэпа.
Леночка обиженно шмыгнула носом, но промолчала.
Некоторое время все наблюдали, как по бокам контейнера оползают и срываются на пол густые, исходящие паром потёки.
– Может, ещё заработает? – нервно облизнулся Виталий. – Всё-таки плазменная гравировка, термостойкость, защита… А механизм приёма-подачи промоем… Может, ещё ничего, а?
– Против нашего Ленка никакая гравировка не устоит, – вздохнул Чин-чин. – В общем, так: если ты (это Леночке) не хочешь ударить перед поверяющим чем-нибудь в грязь и подвести папу, и если ты (это старосте) не хочешь отвечать за срыв практики, то чтоб мне через полчаса семечница была чиста и работоспособна. Поняли?
– Поняли, – папенькина дочка осторожно, двумя пальчиками взяла контейнер и снова шмыгнула носом. – Лично я всё поняла. Всё-всё. Пошли, Виталенька, – тут она как-то очень сложно улыбнулась (половина её лица, обращённая к старосте, улыбнулась обещающе, а другая, повёрнутая к Чинарёву – мстительно), – пойдём, Виталь, мне как раз хотелось пообщаться с тобой… как это… тет-на-тет.
Выходя из рубки она зыркнула через плечо, желая насладиться выражением Чин-чиновой физиономии, но насладиться не удалось: студент Чинарёв беззвучно и самозабвенно ржал.
Повезло всем. Даже хромой Недобиток спасся: он кинулся наутёк прямо под ноги Гиганту, и тот его не заметил. А вот Рысак… Наверное, рано или поздно это должно было случиться. Рысак слишком бравировал своею знаменитою прытью, слишком уверовал в свою безнаказанность. Ему уже казалось мало просто спастись, он каждый раз норовил поглумиться над неповоротливостью Гигантов, над их тупостью… Вот и доглумился, паркет ему ворсом…
Осторожно приподняв край конфетной обёртки, Ногочёт следил, как Гигант нагибается, рассматривает чёрное тело, скорчившееся у самых его Гигантских ступней жалко и трогательно, как зарубленная топором старушка… Потом страшилище выпрямилось и обвело коридор пристальным взглядом отвратительных мокрых глаз. Ногочёт снова поторопился уронить себе на голову яркий красивый целлофан, занавешиваясь им от этой жуткой ищущей пристальности. «Только бы не заметил! Темнота-укрывательница, Теснота-защитница, смилуйтесь! Только бы не заметил!»
