Читать онлайн Андрей Евдокимов - Тарантины и очкарик

Карапузов я застал поздним вечером в глухом закоулке парка. Малыши втроём пинали очкарика. Веселье снимали на камеры мобильников.

Я свистнул, аж в ушах звякнуло. Начинающие тарантины не остановились и на секунду: мол, мы без пяти минут оскароносцы, а ты тут свистишь!

В каждом из трёх малышей – за центнер рыхлого сала. Пинали жирные карапузы тощего доходягу. Пацан извивался на земле, очки и зубы от кроссовок тарантин закрывал руками.

Я предложил малышам разойтись. Карапузы достали ножички. Инструменты для разделки кабаньих туш назвать перочинными ножичками я не смог, потому без зазрения совести разбил детишкам мордашки.

Всю минуту, что я общался с карапузами, очкарик оттирал от крови очки. На кой чёрт те стекляшки ему сдались? Лучше бы отполз от драки подальше.

Когда тарантины развалились кто где без сознания, я отфутболил трофеи – ножички и телефоны с записью бойни – подальше от толстяков, вызвал “скорую” и блюстителей.

Очкарик лежал на боку, дышал как побитая собака.

Я присел возле героя тарантиновых съёмок.

– Живой?

– Угу.

– Видать, ногами по морде ты раньше не получал.

– Откуда вы знаете?

– Ты не снял очки. Зря. Один удачный удар – и в твоих бестолковых глазах торчат осколки стёкол.

– Почему это в бестолковых?

– Не видят, куда ведут. Какого чёрта ты полез сюда, в самый глухой угол парка?

Очкарик упёрся локтем в землю, попытался встать, вскрикнул, схватился за грудь, упал на спину. Я ощупал птичью грудь очкарика. Вместо ребра нашёл мягкий провал.

В надежде подсластить пилюлю я улыбнулся.

– Не шевелись, боец. “Скорая” приедет – тогда и разомнёшься. Похоже, у тебя перелом ребра, причём паршивый. Будешь дёргаться – обломок пробьёт лёгкое.

– Я умру?

– Лежи смирно, и будешь жить сто лет.

– Больно в груди.

– Не обращай внимания.

– Говорить – не камни ворочать.

– Держи хвост пистолетом. Сирену слышишь? Наверное, по твою душу.

– Первый раз вижу, чтобы “скорая” приезжала так быстро.

– Это не “скорая”. Милиция.

– Как вовремя! Где они были раньше?

– Учились на предсказателей. Кто ж знал, что ты на ночь глядя попрёшься в парк, да ещё в самый глухой угол? Это при твоих-то мощных бицепсах!

– Вы тоже не Шварц, а в глухой уголок пошли.

– Я этих троих раскидал, а ты – нет.

– Да, дерётесь вы как в кино. Где же милиция?

– Значит, та сирена выла не для тебя. Подождём.

Я снял на мобильник место происшествия и разбитые морды жирной троицы, скопировал видеофайлы с трубок киноделов на свою.

Затрещали сучки. Я оглянулся. Из-за кустов на полянку вышли двое в форме – коротышка и долговязый – с дубинками наперевес. Я повернулся к очкарику, улыбнулся.

– Я ошибся. Сирена выла таки для нас.

За спиной кашлянул представитель Закона.

– А ну, мордой в грязь, орёл!

Я поднял руки.

– Спокойно, ребятки. Вас вызывал я. Какой мне понт вам звонить, если я в чём-то виноват?

– Разберёмся. Кто такой?

– В правом заднем кармане лежит удостоверение. Достану, если разрешите опустить руки.

– Стой смирно.

– Стою.

В следующий миг я получил дубинкой по икрам. Ноги взлетели выше головы. Я шмякнулся на спину с чавканьем, какое издаёт свиная туша в конце полёта с прилавка на кафельный пол мясного павильона.

Очкарик зашёлся в икоте.

Коротышка матернулся, затем перешёл на сленг.

– Нафиг ты его звезданул? Он же не рыпался.

– Так он точно не рыпнется. Глянь, что у него.

Долговязый улыбался, похлопывал дубинкой по ладони. Я лежал, от боли в икрах крошил зубы.

Коротышка шагнул ко мне. Я повернулся на бок, подставил карман, встретился взглядом с очкариком.

– Не бойся, малыш. Дяди тебя поднимать не станут. Они же не хотят, чтобы оскол…

Долговязый пнул ботинком мою икру. Я скрипнул зубами. Долговязый гоготнул, пнул икру ещё раз.

– Не вякать! Лежать смирно!

– Товарищ сержант, пацана трогать нельзя. У него сломано ребро. Если осколок врежется в лёгкое…

– Смотри, какой умный! Медбрат, что ли?

– Нет.

– Кто завалил этих троих бегемотов?

– Я.

– В одиночку?

– У меня разряд по контактным шахматам.

Коротышка протянул долговязому моё удостоверение.

– На, читай. А я пока вызову “скорую”.

Я хмыкнул.

– Минут десять, как вызвал.

Коротышка отмахнулся.

– То вызывал ты. К нам приедет быстрее.

Коротышка связался с центральным постом, вызвал “скорую” и подмогу.

Долговязый разглядывал моё удостоверение, чесал затылок.

– Что-то мне твоё фамилие знакомое, как говорит тот котяра из мультика. Янов, Янов… Не тот ли ты Янов, что на прошлой неделе в кабаке отрихтовал нашего кореша?

Когда долговязый закончил речь, я понял, что дубинка – лучшее из того, что меня ожидало.

Коротышка ткнул долговязого локтем в бок.

– Тот, я его узнал. Видел в газете фотку.

Я приготовился встретиться лицом к лицу с ботинками долговязого и коротышки. К безмерному удивлению долговязый нагнулся, протянул руку.

– Вставай. Держи пять, помогу.

Я ухватился за протянутую руку, поднялся, матернулся от боли, упал на колени. Долговязый сплюнул.

– Блин, клёво я приложился. Ты уж прости. Что мне было делать? Выхожу на полянку, а тут три бегемота в отрубе, и этот очкарик весь в крови. На ногах – один ты. Кого мне надо вырубить на всякий пожарный?

Я отмахнулся.

– Ладно, проехали. Пацана не переворачивайте. Не дай бог навредим…

– Пусть себе лежит.

Долговязый кивнул в сторону тарантин.

– А эти трое кто?

– Уроды. Лупили одного втроём.

Долговязый сдвинул берет на лоб, потёр затылок.

– Вашу мать! Так это ж сынок депутата! Вон тот, самый толстый! Точно! Вчера папочка по телеку выступал, нёс какую-то хрень про борьбу с криминалом. Фамилие у него какое-то зелёное.

Я размял икры, встал, присмотрелся к тому, в ком долговязый опознал депутатского сынка.

– Да. Он. Как две капли. Сынуля Маслины. Я, когда рубильник ему сворачивал, тоже что-то знакомое уловил.

Коротышка хохотнул.

– А когда нашему корешу нюх в кабаке чистил, мента в нём тоже не признал?

– Признал. Я вашего Крысько знаю давно.

– Никак его, падлу, не поймают. Из-за таких уродов народ думает, что все менты продажные.

Долговязый улыбнулся.

– Жаль, там не было меня! Я б ему, козлу, добавил.

Из-за кустов вышла группа в пиджаках и с папками, позади семенил фотограф. Через минуту началась протокольная тягомотина. Кто? Почему? Когда? Миллион вопросов, чтобы зафиксировать картину преступления.

Приехали медики, подтвердили, что ребро у очкарика сломано. Пацана погрузили на носилки, затем дали тарантинам нюхнуть нашатыря.

Едва у карапузов прорезались глазки, как поднялся гвалт. Тарантины угрожали папами-депутатами, звонили всему свету, вызывали подмогу, адвокатов, пап, мам. Приехали все. Часок поорали хором, поугрожали мне и очкарику.

Блюстители промурыжили меня два часа. Отпустили, когда стемнело так, что эфиопа не различишь с метра.

Защитники тарантин – из тех, что понаехали по просьбе пострадавших – сопроводили меня до подъезда. Три джипа ползли за мной со скоростью пьяной улитки. Свет фар растянул мою тень на квартал. Я провоцировал: шёл по проезжей части. Я затылком чувствовал, как водилам не терпелось дать полный газ. Придавить меня колёсами к асфальту пацанам так и не приказали.

Пока я думал о джипах за спиной, на задворках сознания вертелся вопрос: каких приключений на свою задницу искал задохлик-очкарик поздним вечером в заброшенном уголке парка? Ловил бы сачком бабочек, порхая между кустиками в лучиках полуденного солнышка, да заблудился – куда ни шло. Юннат-очкарик, густые сумерки и троица тарантин вязались вместе как лебедь, рак и щуки.

*

*

Боль рвала зашибленные икры на куски, если я делал шаг длиннее четверти метра. До дома я доковылял за десять минут при норме в пять.

Место контакта дубинки с икрами я рассмотрел уже в горячей ванне. На левой икре синячище растёкся шире ладони, правой ноге повезло больше.

Я наложил на синяки компресс из бодяги. Хорошо, что продажных ментов вроде Крысько долговязый блюститель не любил. Иначе кроме икр мне бы дубинкой почесали ещё и почки, ведь я дал в нос менту! Захоти долговязый вступиться за честь мундира, и моих запасов бодяги мне бы не хватило, а её у меня наготове грамм двести.

За чашкой чаю я разобрался с трофеями: видеофайлы с записью мордобоя, что скачал в парке с трубок тарантин на мой мобильник, я скопировал на диск компа, размножил на всякий пожарный на дивидишных болванках, да под конец залил видео на закрытый сайт для подстраховки.

Когда взвесил все “за” и наплевал на “против”, я подредактировал ролики, снятые тарантинами. Лицо очкарика замалевал черным пятном, особо жестокие удары тарантин вырезал. Сетевой народ таким кино не испугаешь, но ведь по сайтам гуляют и дети, а им на такое смотреть рановато.

Я выложил подрисованные ролики в расшаренную папку для свободного доступа из городской сети. Залил файлы и на блог. Я старался, чтобы тарантинам не пришлось долго искать, где освежить память перед очередным походом втроём против одного наперевес с камерами мобильников и ножичками “а ля Рэмбо”. Рядом со ссылками на ролики я повесил фотки разбитых тарантиновых мордашек, чтоб карапузы не забывали о последствиях.

Повесил я видеозаписи на блог ещё и затем, чтобы папочки невинной троицы не искушали следователя гонорарами за “пропажу” вещдоков.

В умении папаш-депутатов перекручивать события с ног на голову я в очередной раз убедился после того, как в кабаке начистил нюх Крысько.

Я тогда врезал Крысько за… нет, не за приставания к даме. На дешёвые ухаживания та шлюшка напрашивалась сама. Врезал я Крысько за то, что он – мент продажный, и строит из себя короля джунглей. Мол, всё здесь моё, и ты, недочеловек, загораживаешь мне вид из окна. В таком стиле Крысько говорил в тот вечер со всеми в кабаке. Заговорил и со мной. Теперь не здоровается.

После той драки “Вечерний Андреев” напечатал моё фото с подписью: “Напал на сотрудника милиции”. Покровители Крысько из числа депутатов заказали статью в половину страницы. Это при том, что сотрудник милиции пьёт в кабаках с бандюками, выгораживает недоносков за мзду, да катается на японском джипе при зарплате в глушитель от запорожца.

Стараниями депутатского корпуса меня потаскали по кабинетам, аж захотелось в отпуск. Так я и сделал. На блоге повесил объяву: мол, иду в отпуск. Буду валяться на пляже, вечером гулять в парке, мобильник отключу. Для всех, включая клиентов, я отдыхаю, просьба не беспокоить.

Вот и отдохнул, погулял тёплым летним вечерком в парке… С драки в кабаке не прошло и недели, как я вляпался в историю с тарантинами и очкариком. Если бы тарантины оказались рядовыми босяками-шалопаями… По Закону Бутерброда самый толстый из тарантин оказался сынком самого злобного из городских депутатов.

Ромку – так в парке называла толстого тарантину мамаша – родил пламенный борец с андреевским криминалом товарищ Маслина. Папаша-депутат в каждом интервью андреевскому телеканалу вопит о страшных карах, что он готовит бандюкам. Вопит уже лет пять. Навопил себе на домишко на Кипре, да подмял под себя “Вечерний Андреев”, потому как прессу полезно держать под контролем.

Сыночку депутата-праведника Маслины я умудрился подрихтовать лицо за банальное групповое избиение. Что-то скажет город о папе? Как папино нежное сердце отзовётся на сыновнюю расквашенную рожу? Что запоёт “Вечерний Андреев”?

Я прогнал мысли о грустном, послал депутатов с их детками подальше, завалился спать.

Наутро синяки сменили цвет на грязно-жёлтый. Бодяга как всегда на высоте. Боль напоминала о себе лишь при прыжках на утренней тренировке.