Тарфу - страница 4
Он задумчиво подвигал челюстями, глядя на неё. Дашка прикинула, о чём именно думает в данный момент этот деревенский простачок, с интересом рассматривающий её прическу. Взгляд его и в самом деле надолго задержался на дредах, затем мельком скользнул по многочисленным серёжкам и остановился на её глазах. Смотрел он странно, будто они были когда-то знакомы, но с тех пор она сильно изменилась. Не дождавшись привычных вопросов про свою внешность, Дашка смутилась и тряхнула головой, сбрасывая с себя его взгляд.
– Меня зовут Дарья, – намеренно строго представилась она.
– Стало быть, Даринга, – задумчиво проговорил проводник, – красивое имя.
– На карте не было никакой Чихезы, – нахмурилась Дашка. Что за привычка давать людям свои имена?
– Так то карта, – пожал плечами мужчина. – Побольше продуктов надо бы купить.
– Продавщица, – Дашка кивнула в сторону двери, – вас Олегом назвала…
Дашка замолчала, давая ему возможность объясниться. Первая заповедь Часового: никогда никому не верь. Тем более – тому, кого не знаешь. Новый знакомый был не похож на проводника, да и вообще…
– Люся всем даёт новые имена, – пожал плечами мужчина. – Меня звать Агзу.
Имя его звучало смешно, будто звонкий чих. Скрывая улыбку, Дашка хмуро кивнула и принялась разглядывать носки своих ботинок. На плечах у женщины сидел дух ребёнка, истончившийся, измученный, не названный. Все имена для продавщицы были одинаковыми, она не видела между ними различия, как некоторые люди не видят разницы между цветами.
– А ребёнок? – спросила Дашка.
Агзу пожал плечами и качнулся с носка на пятку.
– Дак он ведь никому не мешает…
Смотрел он с интересом и, как показалось Дашке, с вызовом.
– А ты правда… кхм, этот, Часовой? – он усмехнулся.
Дашка нахмурилась. Неужто этот дремучий деревенщина её испытывает? Она коротко кивнула.
– Это хорошо, – задумчиво протянул он, оглядываясь по сторонам, – в эти места Часовые редко наведываются.
– Значит, плохо зовёте.
– А мы вообще не зовём, – отозвался Агзу и в голосе его прозвучало раздражение, – Справляемся своими силами.
– Оно и видно, – хмыкнула Дашка.
– Может и видно, коли знаешь, куда смотреть. – Он дружелюбно улыбнулся, будто извиняясь, и поднялся по ступеням магазина.
Пока Агзу деловито следил за тем, как Люся одну за одной выкладывает на прилавок подмороженные буханки хлеба, Дашка попросилась в подсобку, переодеться. Едва зайдя за широкую спину продавщицы, она ловко потянула на себя серебряную нить. Обычным взглядом нить была не видна, но иногда люди могли чувствовать, как разрывались эти незримые связи. Сдержанно и мелодично звякнули ножницы. Продавщица охнула, схватилась за грудь и осела на прилавок. Дашка скрылась в подсобке, выходящей на задний двор, а когда вернулась, Люся уже невозмутимо курила на крыльце, а Агзу укладывал продукты на дно выцветшего рюкзака.
– Всё хорошо? Вы будто побледнели, – спросила Дашка, выйдя на крыльцо. Агзу смотрел на неё хмуро, должно быть, не понравилось ему, что городская девчонка его уела.
– Спину что-то прихватило, – ответила Люся, рассеяно оглядываясь на девушку. – Наверное закрою магазин, да пойду домой. По вторникам всё равно кроме Агзу никто не заходит.
– Сегодня воскресенье, – смутилась Дашка.
– А? – продавщица пожала плечами.
Едва они встали на лыжи, из ближайшего подворья выкатилась низенькая и абсолютно круглая старушка. Подозрительно оглядев девушку, она рявкнула: