– Спишь что ли? – она увидела над собой смеющиеся глаза Агзу и выпрямилась.
– Задремала, да. – Дашка оглянулась на окно, в комнате было темно. Значит, она проспала закат.
– Поедим и лягешь. Собаки просились в дом, видать, ночь будет вьюжная.
– Дорогу заметёт? – встревожившись, спросила она.
– Да что дорога, – Агзу сел рядом с ней на низкую скамейку напротив печной дверцы. – Следы покроет – вот это плохо.
Он снял рукавицы и протянул руки к печи. Ладони у проводника были изящные, как у женщины, с узкими пальцами и аккуратными круглыми ногтями.
– Почему ты живёшь тут один?
– А чего я один? Я – вон, – он кивнул в другой угол избы, откуда на них смотрели три пары внимательных блестящих глаз. Одна из собак зевнула. – С волками. – он усмехнулся.
Дашка поёжилась. Жилище Агзу, сложенное из огромных, промазанных смолой брёвен, было единственным жилым во всей деревне, да и оно скорее походило на баню, чем на дом. Так оно в общем-то и было, кухня и спаленка занимали обширный предбанник, а за стеной, к которой примостилась печь, находилась парная. Банный дом проводника стоял на огромном подворье, сбоку от большого, хозяйского дома, у которого в сохранности были и окна, и крыша, и нарядное крыльцо с резными наличниками. Остальные дома в деревне казались избами-призраками, больше похожими на остовы севших на мель кораблей, чем на человеческие жилища. Будто переселенцы доплыли сюда по снегу на огромных ладьях, и бросили их под утёсом, похожим на коврижку.
– А почему ты… живёшь здесь?
– А где ж ещё? – он рассмеялся, показав ряд белых, но неровных зубов. Разговор был окончен.
Пока хозяин готовил простой ужин, Дашка притянула к себе рюкзак и, уложив на бок, открыла молнию. Агзу не обращал на неё никакого внимания. Он деловито мыл в тазу картошку, пока она раскладывала перед собой ножницы разной формы и размера. Потом, насвистывая, резал серые картофелины, разбрызгивая сок. Ножницы блестели в свете огня, красные блики делали их похожими на раскаленный в топке металл. Дашка покосилась на Проводника. Её инструменты были по-своему уникальны, каждый Часовой находил свой, особенный способ, чтобы отпускать духов. Кто-то развязывал нити руками, кто-то использовал ножи. Она слышала, бывали даже случаи, когда Часовой работал с огнём. Её ножницы были красивыми, остро наточенными и до блеска натёртыми. Хотя бы это могло пробудить интерес. Но Агзу не удостоил их и взглядом. Он плеснул воду из таза в помойное ведро и, насвистывая, склонился над корзиной с луком. Дашка закрыла глаза. Тело было ватным, непослушным. В углу напротив чесались и клацали зубами собаки.
Эти места влияли на неё странно. От железнодорожной станции до заброшенной деревни по прямой было чуть больше десяти километров. Дашка знала это наверняка, она заранее всё просчитала, готовясь к поездке. Тем не менее за два неполных часа пути она устала так, словно весь день моталась по лесу по колено в снегу. Сердце выскакивало у неё из груди, ноги налились свинцом, одежда промокла от пота. Едва переодевшись и выпив вяжущего язык чая, она уснула, сгорбившись, на скамье возле печки.
– Ужинать! – позвал Агзу, вытащив её из дремы, вновь подкравшейся незаметно.
Мерно постукивая ложкой по эмалированной тарелке, Агзу посматривал на неё с любопытством. Дашка сидела напротив, сгорбившись. Подперев щеку ладонью, она глядела перед собой.
