– Смотри!
Я тут же метнулся к нему, спотыкаясь об аккуратные железные табуретки. В руках друга была блестящая монетка из какого-то нержавеющего жёлтого металла. Я тут же охнул:
– Золото?!
Бейбут победно рассмеялся:
– Золото! Да за него мне такую кучу денег отвалят! Да я дом себе в Зелёной Зоне куплю!
Я решил не огорчать друга грустной реальностью – пусть помечтает! Купит он себе разве что самый шикарный барак в городе, ведь татуировка никуда не делась… Без неё недвижимость в Зелёной Зоне не приобрести, имей ты хоть все лиандры этого мира. Бейбут заметил мою задумчивость и весело ткнул в плечо:
– Ну, чего ты? Я и тебя в обиде не оставлю, дружище!
Я отмахнулся:
– Спасибо, я знаю. Не в этом дело. Татуировки…
Бейбут сразу поник. Впрочем, он быстро воспрянул духом:
– Ну, зато свожу Эфину в тот самый ресторан!
Его веселье было заразительным, и я быстро позабыл о грустных размышлениях, принявшись обшаривать ящики столов с прежним упорством.
За полчаса копошения в гнилье я нашёл: нержавеющую гайку, ржавый металлический бинокль древнего образца, металлическую коробочку непонятного вида. Друг посветил на неё и присвистнул:
– Да это же этот… Как его… Фон… Смартфон, вот! То, из-за чего Древние потеряли весь мир!
Я снова принялся вспоминать уроки истории. Да, было там что-то об этом. Мол, был какой-то там интеллект, который сами Древние и создали. И вот этот интеллект их и сгубил. Учитель сказал, что из-за этого часть древних технологий теперь запрещена. Интересно, купит кто-нибудь у меня этот «фон»? Я уточнил у Бейбута, а он лишь грустно ответил:
– Да эта рухлядь внутри уже трухой стала, думаю. Разбери дома да глянь!
Я согласился с ним, сунул находку в карман и вернулся к последней шуфлядке крайнего стола. Без особого энтузиазма я выдвинул её. Внутри лежал кейс из ржавого железа. Загоревшись интересом, я распахнул его. Внутри лежала покрытая ржавой пылью от кейса целая тату-машинка…
* * *
Я долго смотрел на находку, чувствуя, как холодок ползёт по моей спине. Бейбут подошёл сзади:
– Ну, что ты…
Улыбка сползла с его лица, как сползает грязь под ветхой тряпкой. Он ткнул пальцем в тату-машинку, спрашивая:
– Это… это же…?
Я кивнул, не поворачиваясь. Друг спросил:
– И что делать с этим?
Повинуясь внезапному порыву, я сунул машинку во внутренний карман. Жуткая находка тяжело оттянула ветхую ткань, зависнув прямо напротив сердца. Бейбут тревожно начал ломать руки, канюча, как ребёнок:
– Что ты делаешь, Милад?! За это казнят! Выброси!
Дрожа от возбуждения, я пробормотал:
– Нет… Оставлю. Это же целый артефакт!
Бейбут не унимался:
– Ты даже на чёрном рынке это не продашь! А если узнают, что и я в курсе…
По посеревшему от страха лицу друга было ясно, насколько красочно он представил свою казнь. Я вздохнул. Следует успокоиться. Тронув его за плечо, я спросил:
– Сигареты есть?
Тот помялся, а потом осторожно вытащил маленький футляр из небольшого выреза на своей спецовке у плеча. Дрожащими пальцами он открыл коробочку, где аккуратно лежали две засаленные сигареты – настоящее сокровище, которое Бейбут выменял у мастера цеха на горсть чистых салфеток. Курили у нас только по праздникам. Я знал, что Бейбут берёг сигареты для особого случая, а сегодня был как раз такой день. Друг принялся искать зажигалку всё ещё трясущимися руками, хлопая ими по карманам. Потом разочарованно вздохнул:
– Чёрт, зажигалка…
