— Думаю, дело в Вавилоне, — глубокомысленно изрёк Артём. — Помните, есть такая библейская легенда о вавилонской башне, которую начали строить, когда все говорили на одном языке? А когда башня стала слишком высокой, бог разделил общий язык на множество наречий, чтобы люди не смогли закончить строительство и не возгордились. С тех пор народы перестали друг друга понимать, рассорились и бросили строительство.
— Не очень-то научное объяснение, — усмехнулась одна из сестёр.
— Это образное изображение процесса языковых изменений у наших предков, которые некогда говорили на одном праязыке, — подхватила я идею Артёма.
Она показалась мне здравой.
— Слишком разные языки, особенно азиатские, — покачал головой испанец. — Хотя насчёт европейских языков, тут да, я согласен.
— Много ли мы знаем о том прошлом, о котором не осталось письменных свидетельств? — изогнула я бровь. — Я уже молчу о тех изображениях людей и не особо людей в скафандрах на барельефах и каменных идолах. Да взять ту же таинственную сумочку[1], которую изображали в совершенно разных странах, причём в те времена, когда согласно официальной истории ничего, кроме лошадей из транспорта не было. Лодки не считаются, на них океан не переплывёшь. Да и сумок в те времена не шили, носили в шкурах, в лучшем случае кусках ткани, привязанных к палке. Опять же, согласно официальной истории.
— Да-да, официальная наука эти штуки игнорирует, — подхватила Таня. — Мол, не было ничего такого, это воспалённое воображение древних. Фантазии у них такие заковыристые.
— Окей, допустим, — поднял руки испанец, мол, сдаюсь. — То есть вы думаете, что в нас разбудили исконную память?
— Касаемо языков – наверняка, — кивнул Артём. — А вот в том, что тараканов мы сможем понять без дополнительных ухищрений в виде линз, я сильно сомневаюсь. Хотелось бы попробовать.
— Но зачем им это? — я, наконец, озвучила терзавший меня вопрос. — Здоровье, красота, понимание земных языков?
— Думаю, языки – это просто побочный эффект от прокачки, а вот насчёт здоровья и красоты у меня есть одна версия, и она вам не понравится, — мрачно ответил Артём.
И замолчал, зараза такая. Нет, я и сама догадывалась, но даже думать об этом боялась.
— Не томи уже! — воскликнула Таня.
— Учитывая, что проводить с нами всякие опыты, вроде вскрытия или спаривания, не спешат, а наоборот, улучшают, то есть большая вероятность, что везут на какой-нибудь аукцион, — выдал он, наконец.
Собственно, не удивил, я примерно то же самое думала.
— Думаешь, будут продавать как экзотику? — Я вздрогнула, ибо одно дело, когда у тебя мысль мелькнула и ушла, а другое – обсуждать это с остальными, как рабочую версию.
Мало приятного, знаете ли, осознавать, что для космических тараканов ты просто товар. С другой стороны, хоть не еда…
— О, а вот тут масса вариантов, — хмыкнул Артём. — В ксенозоопарк, в домашние питомцы, в любовницы, в инкубатор…
М-да, какое у него богатое воображение. Про зоопарк я как-то даже не подумала, а ведь есть и такая вероятность. А то и вовсе – в бордель для той же экзотики. От последней мысли меня передёрнуло. Нет уж, такого «удовольствия» мне точно не надо!
— Валить отсюда надо, — вскрикнул кто-то из слабонервных.
— Куда? В открытый космос? — ехидно уточнил Артём. — Учитывая, что мы ни хрена не разбираемся в их технологиях.
— А с чего мы взяли, что мы в космосе? — возразил Пабло. — Это только предположения, вполне вероятно, что мы ещё на Земле.
