– Уверен, – наконец сказал Тай – ты пригласила меня не для того, чтобы выразить благодарность.
– Нет, я действительно очень благодарна тебе! – воскликнула Люда и густо покраснела, потому что догматик сказал правду, ей нужна была его помощь.
– Что-то с Максом? – Таю надоели ее эмоциональные выбросы, от которых уже рябило в глазах.
– Он… – Людмила запнулась, силясь подобрать слова – он тихий. Приходит с учебы, делает задания, потом ложится на кровать и молча смотрит в потолок.
Людмила зарыдала. Она пыталась пробиться через броню сына, пока не поняла, что холодность – это не броня, это суть. Нет ничего за ней. Только отрешенность и безразличие. Женщина даже попробовала закатить скандал. Сын не отмалчивался. Отвечал. Спокойно и адекватно. Даже когда она с женской прозорливостью ткнула в самые больные места. Прежний Макс уже вопил бы и кидался в стену книгами. Он лишь покачал головой и снова уставился в потолок.
– Может быть его надо, – она сама ужаснулась своим словам, но не видела другого выхода – полечить? Ведь сейчас хорошо помогают тем, кто…
Она снова замолчала, осознавая нелепость своих слов. Откуда возьмутся специалисты по оказанию психологической помощи воскрешенным? Стыд перед Таем, ведь она начала его искать только когда ей понадобилось, страх и отчаяние сплелись в комок, который уже не могли облегчить слезы.
– Он дома? – спросил Тай, Люда кивнула – Покажи его комнату.
Женщина готовилась уговаривать догматика, возможно стоять на коленях или предлагать себя. А он просто и без апломба поднялся и, почесывая жуткие шрамы на животе пошел в комнату к юноше.
Макс никогда не слышал голоса Тая, после воскрешения его вертели и обследовали врачи. Так что парень никак не отреагировал на голоса на кухне. Его не интересовало, что происходит в мире. Он ворочал в голове неудобное и страшное знание, которое давило на мозг как скала. Ад и рай выдумка, а в жизни человека не больше смысла, чем в жизни червяка, которого сожрет птица или раздавит машина.
Сначала он размышлял, стоит ли поделиться подобным знанием с окружающими и решил, что это жестоко. Сейчас он пытался научиться жить, с этой гигантской горой над головой. Даже убежденный атеист уверен в том, что смерть сродни сну. Где-то, на самом дне своей непризнанной души, он верит в какое-то посмертие. Для Макса тайны в загробном существовании больше не было и от этого хотелось выть.
Тай остановился перед комнатой юноши и жестом приказал Людмиле остаться. Можно было потребовать, чтобы она не подслушивала, но зачем заставлять ее врать. Он просто перенастроил ее ментальное восприятие. Теперь женщина будет слышать из-за двери то, что рассчитывает услышать. Догматик не вдавался в подробности, но похоже это будет «проповедь», «увещевание» и «назидание». После этого он вошел в комнату.
– Ты?! – Макс не слышал голоса Тая, но запомнил его на всю жизнь.
– Я, – кивнул догматик.
– Зачем? – юноша почувствовал злость, поднимающуюся к горлу и мешающую дышать – Нахрена ты это сделал?
– Тебе надоела жизнь? – усмехнулся Тай и уселся на черный компьютерный стул – Это легко исправить.
– Нет! – Макс вспомнил то мгновение, когда начал распадаться, становиться пустотой, растворяться в Тяжелом Мире – Не надо!
– Так чем же ты недоволен? – догматик взял со стола карандаш и принялся его рассматривать.
– Мне страшно, – парень с точки зрения догматика был слишком инфантилен для своих семнадцати лет – мне так страшно.
