– Вам по пути никто не попадался? – спросил он внезапно.
– Ни единой души от самого Данвича. Это будет миль семнадцать, по моим подсчетам.
– Плюс-минус полмили, – согласился он и вдруг ни с того ни с сего начал фыркать и хихикать самым дурацким образом, как будто не в силах более сдержать распиравшее его изнутри веселье. – Нынче день Уэнтворта. Наума Уэнтворта, – сообщил он вторично. Зрачки его вновь на мгновенье настороженно сузились. – Давно вы торгуете в наших краях? Знавали небось Наума Уэнтворта?
– Нет, сэр. Не приходилось. Я все чаще бываю в городах. В сельской местности только проездом.
– Наума знали почти все, – продолжал старик, – но никто не знал его так хорошо, как я. Видите эту книгу? – Он указал на старый, донельзя замусоленный том в обернутой бумагой обложке, на который я прежде, осматривая эту слабо освещенную комнату, не обратил особого внимания. – Это «Седьмая Книга Моисея», из нее я узнал много больше, чем из всех других книг, какие читал. Раньше она была у Наума.
Он хмыкнул, что-то припоминая.
– Ну и чудак был этот Наум, скажу я вам. Зловредный, однако, чудак – и скаредный, это уж точно. Как вы могли его не знать – ума не приложу.
Я заверил его в том, что никогда прежде не слышал даже имени Наума Уэнтворта, между делом отметив про себя весьма странные литературные вкусы хозяина дома – «Седьмая Книга Моисея», к чтению коей он был столь привержен, являлась не чем иным, как «ведьмовской библией», содержащей разного рода заклинания, магические формулы и колдовские заговоры и рассчитанной большей частью на простаков, верящих во всю эту ерунду. В круге света, отбрасываемом лампой, я заметил еще несколько знакомых мне книг: собственно Библию, зачитанную в не меньшей степени, чем собрание магических текстов, томик избранных трудов Коттона Мэзера, а также толстую подшивку старых номеров «Акхемской газеты». В прошлом все это тоже вполне могло принадлежать Науму Уэнтворту.
– Я гляжу, вы интересуетесь его книжками, – сказал старик, словно угадав мою последнюю мысль. – Он как-то раз обмолвился, что я могу взять их себе, – вот я и взял. Хорошие книжки – отчего, думаю, не попользоваться. Очки только нужны, без очков теперь буквы не вижу. А вы – чего уж там – почитайте, коли охота есть.
Рассеянно его поблагодарив, я напомнил, что речь шла о мистере Уэнтворте.
– Ох уж этот Наум! – тотчас подхватил старик все с тем же неприятным смешком. – Он уж верно не одолжил бы мне денег, кабы знал, что с ним вскорости приключится. Нет, сэр, он бы так не поступил, это точно. И ведь даже расписки с меня не взял, вообще никакой бумажки. Денег было пять тысяч. Он мне прямо сказал, что ему нет нужды брать какие-то там расписки – это были его собственные слова, – а теперь как докажешь, что я ему должен? Нечем доказать, все делалось с глазу на глаз; он назначил мне день – ровно через пять лет, – когда я должен буду вернуть ему деньги. Эти пять лет прошли, и сегодня – день Уэнтворта.
Он сделал паузу и взглянул на меня с хитрецой; в глазах его явно плясали веселые огоньки, но в темной глубине за ними таился плохо скрываемый страх.
– Однако Наум не сможет прийти, потому что через два месяца после нашего уговора ему на охоте попала в голову пуля. Выстрел в затылок, и – наповал. Чистой воды случайность. Конечно, нашлись и такие, кто начал судачить, будто я это сделал нарочно, но я знал, чем заткнуть их поганые рты, – я тогда же отправился в Данвич, прямиком зашел в банк и оформил бумагу на имя мисс Дженни, дочки Уэнтворта, завещав ей свое состояние, ну, то есть то, что останется после меня. И уж я постарался, чтоб всем это стало известно. Пусть их дальше судачат – теперь им никто не поверит.
