Мэл покачала головой и неприязненно скривилась:
– И то и другое скверно. Хотя бы потому, что у вашего начальства на установку схем попросту нет денег. Я бы и с вами поговорила о деньгах, но, думаю, время еще не настало. Его вовсе не станет, если вы начнете отнекиваться. Я передам собранные мною материалы вашему начальству. Немного подумаю и ознакомлю с ними прессу. Вам сколько лет? Отвечайте! – жестко потребовала Унгер.
– Двадцать пять. Скоро будет, – с запинкой ответил Карпатов.
– Вся жизнь впереди, – заметила Мэл. – Лучше слушать перебранку родителей и лай пса, чем натуральные столкновения сокамерников и ругань надзирателя. Ведите меня на террасу. Постойте, возьмите мою сумку. Успокойтесь в конце концов! Чего вы трясетесь? Я здесь для того, чтобы спасти вас, а не утопить.
Мэл шла позади парня и слушала его сбивчивую речь.
– Я все это по глупости натворил, по глупости, понимаете? У меня и в мыслях не было убивать кого-то. Ну как вам объяснить… Я же не втыкал нож в людей, не стрелял, смертей не видел, как меня можно обвинить в убийстве?
– Прямо от зубов отскакивает, – заметила Мэлоди. – Считаете себя мальчишкой, а свой поступок ребячеством?
– Да, да, – быстро ответил Андрей. – Наверное, это так.
– Значит, это ребячество? – Мэл остановилась на крыльце и передала лейтенанту заранее подготовленный фрагмент отчета комиссии. – Читайте, – потребовала она.
Андрей плохо соображал, руки у него подрагивали, он начал с середины первого абзаца: «…на фрагментах обшивки самолета были обнаружены округлые отверстия, напоминающие пулевые. Своей формой и своей множественностью они вплотную привели к выводу, что такие повреждения могли быть причинены только поражающими элементами боевой части ракеты 5В28…»
– Поражающие элементы – это «шарики», – продолжала давить Унгер. – Боевая часть ракеты насчитывает их около сорока тысяч. При подрыве боевой части смертоносное металлическое облако приводит к гарантированному поражению воздушной цели. Оставшиеся фрагменты летательного аппарата после падения на землю напоминают дуршлаг. А люди, которых вы не били ножом, превратились в фарш… Вот так, Ваше Ребячество. Еще раз повторяю: пока вас никто не обвинял. Я хочу поговорить с вами. Вы расскажете все в деталях, я подумаю, как отвести от вас угрозу. Официально расследование закончено, на самом деле натуральный «разбор полетов» затянется на многие месяцы. По моим следам пройдут менее сговорчивые люди. Отличная терраса, Андрей! Мне она нравится. Останусь на ночь. Сколько я вам должна?
– Нет, нет, – запротестовал хозяин.
– Это обязательное условие. И еще одно, – Мэл круто перешла на «ты». – Забудь все, чему тебя учили и от чего предостерегали, и останешься на свободе.
Где-то здесь оборвалось все радужное, что было связано с этим делом. Мэл немного пожалела Андрея – больше по той причине, что военная разведка втянула его в свои сети и больше не отпустит. Речь шла не о его промахе, а о точном попадании не без его участия. А с подачи Мэл «Аман» может потребовать от лейтенанта повторных действий.
Она открыла новый путь в плане совершения диверсий. Этот путь мог бы показаться смешным, поскольку лежал на обочине совпадений, стечений обстоятельств, которые в принципе больше повториться не могли. Однако это был поверхностный взгляд. Мэл пришла к выводу, что этим процессом можно управлять, взяв за основу учебные, они же практические стрельбы, и подогнать время диверсии с точностью до минуты. И пусть даже данная диверсия будет одной-единственной в своем роде.
