Паркер немного подождал, думая, что Уиллоуби что-нибудь скажет, но тот молчал, и несчастный продолжил свое повествование:
– Позвали этого, в сомбреро, тот вылупил глаза. «Нет, грит, этого стручка ни разу в жизни не видел и не понимаю, с какой это радости он за мной вытанцовывает.» Тут они и принялись за меня.
Майкл помолчал – картина была ясна, но к пострадавшему он не чувствовал сострадания.
– Ты плохой ученик по жизни, Паркер, – мало того, что попался, так еще и дал себя избить.
– Ругай меня, Майкл, ругай. Это за дело! Они все время допытывались, кто меня послал следить за этим… Гарсиа. Мол, такой столб безголовый не мог сам додуматься…
Паркер залился краской, собираясь приступить к заключительной части печального рассказа, но Уиллоуби уже догадался обо всем.
– Ты выдал нас Морстену? – выдохнул Майкл. – Ты сказал, что тебя послал Барнет?
– Нет, я не называл имени Вашего главаря. Я сказал…
– Ну? – в голосе Майкла чувствовалось нетерпение.
– Я сказал, что работаю на Майкла Уиллоуби.
Ну что поделаешь с таким олухом? Испортил все, что мог, спугнул двух хищников – слежка за ними отменяется: они будут настороже некоторое время. Похоже, придется похоронить притязания на дело с контрабандой камушков. После возвращения из Южной Америки Майкл предпочитал не высовываться. Он держался в тени, готовя месть Морстену. То, что Паркер выставил его зачинщиком слежки, было неосторожно и преждевременно. Майкл мысленно подвел неутешительные итоги и холодно заметил, глядя на смущенного Паркера:
– Я не бросаю своих слов на ветер и переведу тебя в отдельную палату.
Он встал и, коротко кивнув, направился к двери.
– Стой, Майкл! – закричал Паркер в отчаяньи, – Ты так и уйдешь и ничего не скажешь мне?
Секунду Уиллоуби рассматривал носки своих штиблет, собираясь с мыслями.
– А что говорить? Я уже пожелал тебе скорейшего выздоровления, не так ли? После всего, что произошло, слежка бесполезна, а с Морстеном я разберусь, придет время.
Он вышел на улицу и направился к Пилар, благо сегодня она наконец-то была свободна, а завтра начиналась его работа в качестве домашнего учителя у сына злейшего врага. Он досадовал на Паркера, а больше всего на самого себя, но что-то изменить в данной ситуации уже не мог.
Вот уже вторую неделю Майкл пытался научить своего воспитанника хотя бы азам французской борьбы, но напрасно. Хрупкий пугливый мальчик замыкался в себе, если учитель начинал говорить немного громче обычного и сжимался, ожидая удара. Отработка приемов шла еще хуже, чем теоретические объяснения – бедный ребенок не умел сопротивляться и позволял себя бить, ломать, сгибать в позвоночнике сколько угодно – и все без ответа.
Но ведь борьба подразумевает сопротивление, а к нему-то уступчивый характер мальчика не располагал.
– И зачем я в это ввязался? – спрашивал себя Майкл, сожалея о растраченном времени и о том, что позволил себе пойти на поводу у чувства мести.
Он понимал, что, обучая сына врага, готовит себе нового врага, однако, если Майкл Уиллоуби брался за что-то, он делал это хорошо, поэтому, вопреки логике, продолжал заниматься с мальчиком. Он постоянно был занят для Пилар, и их отношения медленно, но верно начали сходить на нет. Мексиканка не уставала упрекать его в безразличии, и Майклу приходилось оправдываться, но оправдывался он лениво, словно делал одолжение, и уже всерьез подумывал, а нужна ли ему головная боль по имени Пилар?
