– А я не хочу.
Ее ладонь повисла в воздухе – этого быть не может, чтобы кто-то пренебрег прекрасной сеньоритой Каварубия. Это неслыханно!
Уиллоуби же посчитал разговор законченным и снова уткнулся в книгу. А обескураженная Пилар обнаружила, что немногочисленные пассажиры, прогуливающиеся на свежем воздухе, с интересом наблюдали за ними.
Прижав ладони к пылающим щекам, сеньорита убежала, провожаемая взглядами любопытных. В этот момент она ненавидела Уиллоуби и, если бы это было возможно, без колебаний столкнула бы в волны занятого собой красавчика.
Как он мог! Он поставил ее в смешное и унизительное положение – она, несравненная Пилар Каварубия, выпрашивает знак внимания у мужчины!
И эти понимающие взгляды пассажиров! А дамы! С каким злорадством и осуждением они переглядывались, поджимали губы и радовались неудаче Пилар.
И только в каюте красавица успокоилась: во что бы то ни стало она добьется своего, и этот тип упадет к ее ногам, как многие другие до него, а она упьется очередной победой. Кроме того, выигрыш в споре принесет ей дорогое кольцо.
Вечером в пассажирском салоне снова звучал рояль; публика наслаждалась пением сеньориты Пилар. А она превзошла себя, с чувством исполняя весь свой репертуар, срывая аплодисменты. Гарсиа сидел в углу с распухшей щекой, время от времени прикладываясь к стоящей рядом бутылке рома. После вчерашней драки он оставил сеньориту в покое, не докучал комплиментами и ухаживаниями, однако обиженный мачо считал свое отступление временным. В конце концов, спор – есть спор, и напрасно он вчера сорвался. По правилам, он должен дать сеньорите шанс и не мешать ей «охмурять» англичанина, но как же трудно ему преодолевать проклятую ревность!
Гарсиа обернулся и увидел Уиллоуби, как говорится, помяни черта. Вчерашние драчуны холодно посмотрели друг на друга и преувеличенно вежливо раскланялись. Англичанин уселся неподалеку и устремил взор на Пилар.
Он признался себе, что был несправедлив к сеньорите: она и поет неплохо, и на сцене держится уверенно, и вообще она, несомненно, талантлива. Он охотно зааплодировал ей, когда она закончила петь что-то страстное, латиноамериканское.
Появление англичанина не ускользнуло от Пилар: она заметила, с каким вниманием он слушает ее пение и как неотступно следит за ней глазами. С одной стороны это порадовало – медленно, но верно он поддается ее чарам, а с другой…
Внезапно все ее существо охватила горечь оттого, что чаша унижений, испитая ею по вине Уиллоуби, оказалась слишком тяжела.
Справившись с волнением, Пилар запела томным грудным голосом:
– «Прощай, любовь моя,
Забудь меня, забудь.
Ты видишь, что иной
У нас с тобою путь.»
Она посмотрела на Уиллоуби столь проникновенно, что он вздрогнул.
– «Я больше не твоя,
И ты уже не мой.
Прощай, любовь моя…»
По ее лицу текли слезы, голос дрогнул и, не выдержав волнения, она зарыдала и выбежала из салона, не закончив пения.
На мгновение публика замерла, повисла напряженная тишина, и вдруг Уиллоуби заметил, что все присутствующие один за другим оборачиваются в его сторону и смотрят на него. Он ощутил, как вокруг него сгущается атмосфера осуждения, и вскоре уже не смог выдержать нараставшего напряжения. Майкл вскочил со своего места и быстро, не говоря ни слова, вышел на палубу.
Он понял, что Пилар добилась своего – она привлекла остальных пассажиров на свою сторону, вызвала их сочувствие. Не удивительно, что Майкл в их глазах выглядит чурбаном. Завтра они прибывают на Канарские острова, так, не лучше ли там покинуть этот корабль, где ему прохода не дает любвеобильная сеньорита, и позабыть это путешествие, как дурной сон? Но вот беда – ждать другое судно придется долго.
