– Третья девушка? – я аккуратно забрала ладонь.
– И третья, – подтвердил Петр. – Откуда у тебя шрам?
– Я не помню … – муфта не грела, и ледяные пальцы не гнулись. – С детства, кажется.
– Есть ли у тебя предположения о личности убийцы?
– Нет, – честно ответила я, – никаких.
– Убийства связаны с тобой, это очевидно. Первый подозреваемый – князь.
– Это не Милевский! – мотнула я головой. – Мы год жили под одной крышей, он бы триста с лишним раз успел меня убить! Не думаю, что его сиятельство стал бы таким образом удовлетворять свою страсть! Да и как бы он осуществлял отбор? Документы просил, прежде чем приказать девушкам раздеться?
Господи, что я такое говорю… и почему ничего не видно? Я моргнула, по щекам побежали горячие слезы. Утерла лицо и устало посмотрела на Петра.
– Жертвы были одеты. Даже слишком для того, чем только что занимались.
Голову стянул металлический обруч, меня замутило. Чернышов поджал губы и твердо сказал:
– Князь не убийца.
От резкого облегчения я пошатнулась.
– Так считает Белянин, так считаю и я. В том-то и проблема, Маша: Милевский чист как стеклышко, единственное пятнышко на котором – ты. Государев племянник и дочь опального графа Шувалова. Эта связь – позор царской семьи. О его опекунстве при дворе не судачил только ленивый! Да даже в нашем министерстве!
– Его выставят безумцем … – похолодела я.
Еще один уголек в тлеющий костер несовершившейся революции.
– Князь предупреждал, что покинет столицу сразу после суда, но почему-то изменил планы и остался в городе. Лучше бы уехал, – буркнул Петр.
– Предупреждал? Кого предупреждал?
Чернышов осекся и потемнел лицом.
– Меня, – тихо признался он.
– Тебя… – я прикрыла веки.
Чернышов. Господи, а я еще просила Белянина его повысить.
«Он слишком образован для простого помощника следователя, Андрей Аркадьевич, это несправедливо!»
«У него свои задачи, Машенька, – отвечал мне начальник. – Уж поверьте, я глубоко его ценю».
Слишком образованный, слишком вышколенный, слишком …мой друг. Три года изо дня в день. Рядом со мной.
– Что ж, надеюсь, тебе хотя бы достойно платили за пригляд.
И не лги, не лги хотя бы себе, что ты ни о чем подобном не подозревала!
– Маша … – с тоской посмотрел на меня Петр.
– Петя, перестань, – я выдавила улыбку и протянула руку, предлагая ему вернуть мой узелок, – я ни в чем тебя не обвиняю.
Воздух пропал, и я задыхалась. Странно понимать, что вся твоя самостоятельная и свободная жизнь – декорации артистов погорелого театра.
– Вы в опасности, Мария Михайловна. А князь... князь далеко.
– Я буду осторожна, – пообещала я.
Чернышов закатил глаза и напомнил:
– Ты живешь одна.
– Одна… – повторила я. – Одна в целой квартире! – Резко выдернула руки из теплого укрытия и, уронив в ладони лицо, беззвучно рассмеялась. – Господи, помилуй, какая же это всё-таки глупость! Я ведь знаю цены! Как я до сих пор не сложила два и два?
Три года! Тысяча дней! Заботливый хозяин позволил мне немного свободы, в рамках всё той же клетки.
– Белянину придется рассказать обо всём князю. Алексей Сергеевич не больно-то был счастлив, когда разрешал держать тебя у нас, а теперь – запретит. И, господи, он будет прав! Кто бы ни был убийцей… тебе не место в архиве петербургского сыска, – сказал он, глядя мне в глаза, и опустил взгляд.
– Я поняла тебя, – сухо ответила я Петру. – До встречи, – попрощалась и вошла в подъезд.
– Ангелам нет места в аду, Мария! – крикнул Петя мне в спину.
