– Пусти!
«Воротнички» тем временем выволакивали коробы с куклами один за другим. Вот ящик с пастухом, а следом коробочка поменьше с его механической овцой: шерсть для нее Инга чесала целую неделю. Дальше короб с воздушным гимнастом – ему она разрисовывала лицо. Потом скрипучий красавец фазан (оперение целиком сняли с чучела), румяная торговка булочками (под крышкой не видно, но ее телеса Инга набивала конским волосом) и целая вереница одинаковых ящиков с массовкой: крестьяне, детишки, мелкие звери, чтобы на сцене пусто не было…
Только теперь она заметила, что одной рукой Луц ее крепко держит, а второй тихонько поглаживает ее по другому плечу. Как будто успокаивает.
– А ну оставь меня! – воскликнула Инга.
Не хватало еще сочувствия от тупых Деревяшек, когда от собственного отца и улыбки не дождешься… Инга вырвалась и, скользнув под очередным ящиком, который «воротнички» подняли и приготовились вынести в коридор, выскочила вон.
Отец не ходил к королю и даже не пытался его упросить… Конечно, Его Величеству не до каких-то там дочек кукольника, но разрешение – это всего секунда. В нем нет ничего сложного или опасного, ее просто не могут не выпустить – в такой-то день! Отец должен сходить к Его Величеству. Да, это не по правилам, не по протоколу, во дворце так не принято, но король не откажет. Просто не может!
В дворцовом подземелье голова поостыла. Пахло плесневелым холодным камнем, воздух стоял плотный, студеный. Шлепая по влажным камням, Инга ежилась.
Отец сюда спускался часто, а вот Инга захаживала только по поручению: принести деталей или выдернуть из запасника какую-нибудь завалявшуюся куклу, которую давным-давно списали, а теперь решили пустить в дело. Вообще-то на складе ничего ценного не хранилось, только детали механизмов, которые не требовали особых условий хранения, старье и мусор, который жалко было бросить в печь.
Барно, старый швейцар, все ворчал, что древесину для изготовления кукол можно было бы тоже спустить в подвалы, вон сколько комнат в хозяйственной части подземелья, целую армию можно втиснуть! Но отец на такое предложение оскорбился, а потом еще долго потрясал руками и иногда вдруг вскрикивал:
– Нет, ты только послушай!
Или:
– В подвалы!
И добавлял:
– Самого бы в подвалы…
Древесину для кукол сушили на солнечной террасе у розария, а потом складывали на хранение в тени, все там же, на свежем воздухе, под стеклянным козырьком. Эту древесину специальным заказом привозили с островов Чи-Рино: только там росли белые кедры, с сердцевиной нежной и податливой, идеальной основой для чудесных кукол, и обращаться с таким богатством требовалось со всей осторожностью. Хранить ее в подвалах, конечно, было нельзя.
А вот обыкновенное дерево – поленья из ясеня или дуба – складывали внизу без опасений. Именно из этих заготовок отец и сбивал своих помощников, от которых теперь уносила ноги Инга. Там же хранились ломаные Деревяшки и те, что по тем или иным причинам не удались или не заработали. Механическую начинку отец обычно вынимал и пускал на других кукол, а вот пустые тела оставлял. Кажется, ему просто жалко было избавляться от собственных творений, какими бы они ни вышли. Еще внизу хранились простые ткани, из которых можно было нашить мундиров или каких-нибудь крестьянских платьев для массовки. И уж конечно, никакого ниахского шелка в запаснике не хранилось и храниться попросту не могло.
