Не поворачивая головы, по-видимому, она у него сильно болела, простуженный чиновник взял мои бумаги, стал их просматривать и вдруг скороговоркой, картавя, гнусавым возмущённым голосом стал швырять в меня вопросы, не ожидая ответов: «Почему еврейка? Какая еврейка? Кому нужны эти глупости? Ваш отец – грузин, у тебя грузинская фамилия, кто выдумал такие глупости? Где твои родители?».
Работник паспортного стола выражал сердитое недоумение, сбиваясь с «вы» на «ты», пожимая плечами, разводя руками, умудряясь при этом тыкать пальцем в мою анкету и сморкаться в мокрый клетчатый платок.
Я стала возражать, что ни родителей, ни, тем более, его, это не касается, что это моё решение, что я имею право…
Упрямый дядька слушал меня, сокрушённо качая головой, потом разорвал мою анкету и велел приехать с родителями: «Ты, девочка, я вижу, думаешь, что ты самая умная. Может быть! Но ты-таки ничего не понимаешь! А я не такой уж большой умник, но я знаю жизнь, и я не хочу тебе её испортить». Встал, вышел из-за стойки и буквально вытолкал меня из кабинета.
У него были такие печальные больные глаза, и говорил он так искренне…
Дома состоялся тяжёлый разговор с мамой. Я горячо убеждала её, что это недостойно и стыдно – скрывать свою национальность, что я не собираюсь этого делать. В ответ мама пустила в ход привычные аргументы: слёзы, обвинения в эгоизме, сердечный приступ с каплями. Заламывая руки, благодарила Б-га за то, что там сидел еврей: «Ужас! Что же ты вытворяешь?! Если бы на месте этого порядочного еврея оказалась какая-нибудь деревенская хохлушка, она с удовольствием бы испортила тебе паспорт. Кошмар! Ты точно сведёшь меня в могилу своими фокусами!»…
Сломила она моё сопротивление, отказавшись от привычной тактики (к словам про инфаркт и могилу я настолько привыкла, что они на меня давно не действовали) и понимая, что на этом я «сломаюсь»: «Людмила, я тебя умоляю, откажись от этой затеи ради папы. Ты же знаешь, как он тебя любит, как гордится тобой, как надеется, что ты прославишь его фамилию; ему будет обидно, если ты откажешься от его национальности. И ещё – если в твоём паспорте напишут „еврейка“, все узнают, что и я еврейка, а это может папе навредить»…
Наивная, лишь много позже, узнав о возможностях и власти КГБ, поняла я смехотворность второго аргумента; но всё, что касалось папы, было для меня свято. Я уступила.
Но… уехав из родительского дома сразу после окончания школы, с кем бы я ни знакомилась, в любой компании, в институте и после, как только возникал вопрос о национальности (а он неизменно возникал в России в связи с моей нерусской фамилией), я отвечала: «Да, мой папа – грузин, а мама – еврейка». Это вызывало разные реакции. Мои друзья обычно говорили: «Зачем ты всем докладываешь, ты бы ещё табличку на грудь повесила; грузинская фамилия, по паспорту – грузинка, внешность соответствует, зачем нарываться?».
А я не нарываюсь, я – наоборот. Я ограждаю себя от антисемитских разговоров и высказываний в моём присутствии, во всяком случае. Это, во-первых. Во-вторых, и это главное, я сразу исключаю антисемитов из круга своего общения. Ну, и, в-третьих, я не вижу причин скрывать свою принадлежность к избранному Б-гом древнейшему народу, сохранившему, несмотря на гонения, свою веру, свои традиции на протяжении многих тысячелетий. Если честно, я в глубине души даже чуточку горжусь этим, хотя и понимаю, как это глупо…
