Девушка выровнялась, стоя перед Оливером. Тот глядел на неё снизу вверх, ещё больше напоминая Артуру щенка. И от этой мысли мужчина поморщился, от чего на переносице появились складки презрения.
Никогда не думал, что его дитя, от его плоти и крови, будет выглядеть таким жалким. Словно постоянно желает утешения.
В понимании Артура, мужчина, даже ещё парень, не мог позволить себе так выглядеть. В его мировоззрении искать утешения могут позволить себе лишь женщины. Но не мужчины. Никогда не мужчины.
Джейн же, казалось, так не думала, потому что цыкнула языком и в каком-то мужском жесте, который обычно появляется у девушек, растущих в окружении множества братьев, положила ладонь на плечо Оливера и сжала пальцы на его футболке.
– От того, что он тебе не нравится – он не станет другим человеком. Просто некоторые люди такие и все. Они не поменяются. Ты можешь или смириться и принять, но потом не пытайся передать. Или же продолжать спрашивать у себя «Зачем? Почему?», но единственный, кому это доставит неприятности – это ты сам.
Ладно-ладно, щеночек, или сюда, – притворно ласково, слишком наигранно, скрывая за этим искреннюю нежность, засюсюкала, как с малым ребенком, – иди, тетушка Джейн тебя утешит.
Оливер тут же потянулся к подруге. Уткнулся лбом ей немногим ниже рёбер. Обнял, сдавливая её талию, пряча лицо в ткани её футболки. Девушка же сюсюкала, как матеря на детских площадках и сама хихикала с этого. Но нежно перебирала волосы на затылке Оливера.
Артур же нахмурился, крепко сцепил зубы. Шумно дышал, от чего крылья носа раздувались. Он ощущал, как короткие ногти впиваются в грубоватую кожу его ладоней. За годы службы ладони покрылись мозолями от оружия и из-за многочисленных тренировок. Задел ногтем корку затверделой кожи.
Он хотел оттащить Оливера от Джейн за воротник. Отбросить его в сторону и пригвоздить взглядом. Оставить в углу, как неразумное дитя. Хотел посадить Джейн на цепь в собственном подвале, чтобы её никто не видел и никто к ней не прикасался.
Резко вдохнул от яркости этих образов и это немного, к ещё большому страху – всего немного! – его ужаснуло. К нему, наверное, как и ко многим людям, периодически приходили жестокие мысли. Но они были мимолетны, как внезапно вспомнившееся, что нужно купить масло. Кто-то подрезал на дороге и представляешь, как этот водитель врезается в фонарный столб или же здание.
Но таких мыслей – реальных и приятных до дрожи пальцев и до прерывистого дыхание, прежде не было. Ему показалось, что ещё бы доля секунды и он совершил бы это.
Это не было свойственно обычной физической тяге, как он думал у него есть.
Резко сглотнув, чувствуя ком в горле. К нему пришла мысль «Это ли влюбленность?».
Так много историй, что во время влюбленности хочется спрятать возлюбленного от всего мира. Но Артур полагал, что это изощренное приукрашивание.
Он отступил назад, ужасаясь мысли, что, возможно, он влюблен. Слишком быстро, слишком внезапно и неожиданно. И совершенно непрошено. Он этого не хочет. Никогда не хотел. Всегда ведь гордился своим разумом и способностью действовать холоднокровно, продуманно и логично. А влюблённость, одержимость человеком, опьянение гормонами счастья, то, чего он совершенно не хочет.
От ужаса совершенно позабыл о ключах, что крепко сжимал в руке. Разжал кулак и те громко ударились об брелок, звякнув. Увидел в отражении зеркала, как Оливер и Джейн резко повернулись лицом к коридору.
