Федя демонстративно отвернулся. Бросил удочку под ноги и заложил руку за руку. Вздохнул и раздраженно рухнул на широкую доску. Огораживающая нос лодки, она служила сидением.
Суденышко покачнулось и распустило по обе стороны вереницу маленьких волн.
–Да ладно тебе, – добродушно улыбнулся Петр Иванович, продемонстрировав золотые зубы. – Я уже давно не обращаю на это внимания. И ты не слушай наших сельских бабок. Ох, ты же знаешь, как любят они языком потрепать! Ни грамма вежливости. Они всем косточки перетирают!
– Вот именно, пап! Все вы со своими шуточками, а когда я встречаю на улице Ксюху с соседнего переулка, так она, наслушавшись, как ты говоришь, «наших сельских бабок», постоянно сдерживает себя, чтоб не засмеяться, когда видит меня!
– А-а-а-а, – весело протянул заботливый папаня. – Это вон та девчонка? Ей же и восемнадцати нет! Глупая она, не обращай внимания…
– Ничего ты не понимаешь! – раздраженно бросил Федя.
– Так вот оно что! Ты, оказывается, на обеих глаз положил! Недурно, сынок, недурно…
Тут он замолчал. Но, бросив лукавый взгляд на сына, продолжил:
– Но ты уже далеко не ребенок, и пора бы уже определиться. Нам же так внуков хочется! Или ты оставишь своих стариков без них?
Федя цокнул и отвернулся. Старик залился смехом.
– Спасибо, пап, – буркнул сын. – Всегда поддержишь.
Как вдруг его глаза широко распахнулись, а с щек мигом слетел румянец.
– Батя! -вскричал он, поднявшись на ноги. – Там! Что это?
Задорно улыбающийся Иванович посмотрел в сторону, куда указывала робко поднятая рука сына. И увидел темный предмет, ярко выделяющийся посреди голубо-зеленой глади воды.
Это было что-то небольшое, но различить, что именно… с такого расстояния весьма трудно. Поднимающееся солнце оттеняло его, превращало во что-то несуразное.
И улыбка мигом слетела с лица старика. Его встревоженный взгляд вцепился в качающуюся на воде вещицу, а руки задрожали. Но он не мог понять, почему. И не знал, что заставило его заматывать удочку.
Только когда пустой крючок сверкнул на свету, Петр Иванович пришел в себя. Он удивленно заморгал и тяжело вздохнул – все, не будет никакой жареной рыбки. А ведь так хотелось сига на обед, запеченного в фольге! Уже и вспомнился его умопомрачительный аромат, и сочный вкус.
Старику стало не по себе. Он еще раз взглянул на ту непонятную штуку, плавающую в озере, а потом себе под ноги, на ведро, наполненное водой, в котором находились три небольшие рыбки. И нервно затарабанил пальцами по деревянному сидению. Плохое предчувствие стянуло горло, стало трудно дышать.
– Пап, давай посмотрим, что это, – раздался над головой голос Феди.
Иванович ахнул и перевел на сына все внимание. Парень стоял, и восходящее солнце заливало его желтоватым светом. Но его лицо так и оставалось мрачным, а глаза – подозрительно пустыми. Петру Ивановичу это не понравилось. Он загадочно почесал бороду, и, наклонившись, положил удочку себе под ноги.
Федя резко протянул ему весло. От дерева густо тянуло тиной. Только… какой-то неправильной, гнилой. Отринув глупые мысли, старик небрежно схватил его огрубевшими от воды руками.
С запада подул холодный ветер, заставивший рыбаков поежиться. Он поднял на воде маленькие косые волны. И черная штука нервно закачалась на них. Словно не хотела, чтобы к ней приближались.
А тучи все приближались и росли. Кучерявые и темные. Еще немного, и они нависнут над головой.
