Артур Раву: Но когда приходил Ригамон и обо всём расспрашивал, то Винсент ему сказал: «Я вправе делать со своим телом всё что захочу!»
Аделина Раву: А может жандарм догадался, что это не самоубийство? Вдруг ему было что-то известно, Винсент ведь часто выпивал с Рене и Гастоном, этими студентами из Парижа?
Артур Раву: Они играли со старым револьвером, настоящим, но утверждали, что он не стреляет, так как заржавел, а потом наводили курок на всех и пугали. В ковбоев играли.
Мадам Раву: Эти Секретаны ни в чем себя не сдерживали, и всё им сходило с рук. Вдруг они встретили в поле Винсента и пистолет случайно выстрелил…
Аделина Раву: Винсент никого не обвинял, он даже сказал Гаше, что возможно так будет лучше для всех.
Артур Раву: Нам всем об этих домыслах лучше помалкивать. Доказательств нет. Да и Винсента уже не вернешь.
Мадам Раву: Будем молчать. Если бы дело было спорное, то полицейский бы не ушел, а начал расследование.
Аделина Раву: Но мне всё равно кажется, что семейство Гаше хранит некую тайну, связанную с Ван Гогом и рано или поздно, но все мы о ней узнаем.
Поль Гаше и Маргарита Гаше у себя дома.
Поль Гаше: Письма отправила?
Маргарита Гаше: Да. Вы были у Раву?
Поль Гаше: Только пришел. Обсудили и выставку, и ужин. Они все очень милые люди.
Маргарита Гаше: А знаете, папа, кого я повстречала, когда возвращалась из почты?
Поль Гаше: Кого?
Маргарита Гаше: Братьев Секретан, вновь приехали на каникулы.
Поль Гаше: Их-то точно никто не приглашал.
Маргарита Гаше: Они приехали к себе, у родителей тут домик возле речки, летняя резиденция.
Поль Гаше: Конечно. Их приезд к годовщине трагической гибели Винсента отношения не имеет, хотя…
Маргарита Гаше: Что?
Поль Гаше: Доктор Мозери утверждает, что характер ранения, направление выстрела – всё это указывает на то, что Винсент не мог самостоятельно сделать это, в него стреляли, тот, с кем он повстречался в поле. И я вот думаю, а вдруг это сделали Секретаны?
Маргарита Гаше: Рене бегал с каким-то старым револьвером. Иногда, они вместе выпивали, но чтобы убить Винсента, нет, не думаю, да и револьвер был ржавый и Секретан говорил, что он и не заряжен.
Поль Гаше: Может по случайности вышло, прицелился, как будто напугать хотел, а револьвер взял и выстрелил. И ранил Винсента.
Маргарита Гаше: Но ведь господин Тео сказал, что Винсент никого не винил. Утверждал, что сам всё это сделал.
Поль Гаше: Мне он тоже так сказал: «Не надо никого обвинять. Я сам». Мозери это даже в расчет не берет, твердит своё – Ван Гог не совершал самоубийства, в него стреляли. Случайно или специально, теперь это уже не имеет значения.
Маргарита Гаше: Почему же Мозери молчал, когда это произошло?
Поль Гаше: Я попросил его об этом. Я осмотрел рану Винсента и понял, что его не спасти. Что изменило бы рвение Мозери?
Маргарита Гаше: Мы узнали бы правду.
Поль Гаше: Какую правду? Началось бы расследование, полицейские опросили бы всех, проверили на месте ли оружие, кто-то бы сболтнул о нашей с Винсентом ссоре, да еще и мой пистолет, словом, ненужные сложности. Ты меня понимаешь?
Маргарита Гаше: Но отец, вам нечего скрывать, не правда ли?
Поль Гаше: Конечно, дорогая. Мы просто поговорили с Ван Гогом чересчур эмоционально и всё. Я сказал ему то, чего не должен врач-психиатр говорить своему пациенту.
Маргарита Гаше: Что вы ему сказали?
Поль Гаше: Он очень меня рассердил, сказал, что ему не нравится, когда я копирую его картины. Далее сказал, что мне не стоит писать, так как я не очень талантливый художник. А я обвинил его в том, что он живет за чужой счет.
