Передо мной – оленья шкура,
На ней узор сшивает прочная игла.
Я для Сергея раскроила меховую парку,
Так будь быстра, моя проворная рука.
Сергей пошевелился. Уля вздрогнула, бросила на него быстрый взгляд, поняла, что он не спал и всё слышал, низко опустив голову, замолчала. Он подождал ещё какое-то время, открыл глаза и повернулся к ней лицом:
– Ты читаешь стихи?
Она закрутилась на месте, покраснела и, не находя слов на его вопрос, выпалила:
– А подслушивать некарашо.
– Извини, я не хотел, так уж получилось, – начал оправдываться он и тут же заинтересованно спросил: – А кто тебя этому учил?
– Тётя Пелагия, – недолго помедлив, ответила она.
– Кто такая тётя Пелагия?
– Сейчас она за томом слетит, кушай вари, убирается, с хозяйством управляется. Дяди Ивана жена. Она для меня – вторая мама.
– И чему же она тебя ещё научила?
– Немногому. Считать, до двадцати. Писать пуквы. Читай маненько. У неё целых две книги есть. Отна называется про Герасима, как он собаку топил. А вторая про царя Салтана. Пушкин писал. Мама Пелагия говорит, что где-то там, в короте есть ещё очень много книжек, так много, как синичек в тайге. Раньше она жила в короте, в доме у какого-то купца. Там книги видела. И читать там же научилась. Потом вышла замуш за Ивана-конюха, а отец мой этого Ивана взял на рапоту, сюда, на прииск. Так вот она и стала шить тут. А книги эти ей та купчиха тарила, у которой она раньше в томе гувернанткой работала, в короте, – тяжело вздохнула Уля и замолчала.
– А ты в городе часто бываешь? – вдруг спросил он.
Она удивлённо вскинула ресницы, долго смотрела на него и, потупив глаза, отрицательно закачала головой:
– Нет. Никогта не пыла.… Мама Пелагия коворит, что там карашо! Людей много, как уток на озере весной и осенью. Ещё каварит, что там разные лавки, как у Агафона, на каждом шагу, а в них конфеты, пряники дают, леденцы. А ещё там томов много, рядом друг с другом стоят, как кедры в тайге. И лошадей там в телеги и сани запрягают и ездят не на спинах, а в санях, сзади. Только я не верю, как так мозно? Как мозно ехать на телеге, там же колодины, кочки да горы. У нас же тут, в тайге, на санях не проедешь. Только верхом, на спине или в поводу вести за собой.
Сергей глубоко вздохнул, задумчиво покачал головой: «Ах, Уля! Дитя тайги! Не испорченный цивилизацией человек. Просто дикарка, как ты далека от людской суеты. Счастливая, не знать бы тебе всего этого до конца своих дней…»
А она, как будто прочитав его мысли, не замедлила спросить:
– А ты был в короте хоть раз?
– Да, был. И очень долго, с самого детства, я жил там.
– Шил?! – изумлённо воскликнула девушка. – Где это шил, в самом короте?
– Да, в самом. – И уже задумчиво дополнил: – Большой город, Петербург называется.
– Ой, а мне мама Пелагия про него кавари. Это правда, что он там столица всей тайги?
Он засмеялся:
– Не столица всей тайги, а столица всей России. В России не только одна тайга. В ней много чего есть: и степи, и моря, и озера, и города, и деревни.
– Да?.. – удивлению Ули не было предела. – А я вот, кроме тайга, ничего не витела, – уже тише проговорила она и взяла в руки отложенное шитье. – И как там, в корое, правта, много людей?
– Ну, как тебе сказать, перелётных уток не видел, но вот с муравейником сравнить можно.
– Ух, ты! – восхищённо прошептала она. – Это, наверное, очень весело, карашо, когда много людей. Это у нас так всекда, когда старатели в тайгу на сезон приходят. Мушики, женщины, дети. Смех, запоты, раскаворы…
