Илья не очень любил музеи. Что-то было в них неправильное, неживое. Интересно, да, познавательно. Но когда ходишь по комнатам, где так старательно и в то же время почти бездумно расставлена какая-то старая мебель, висят незнакомые портреты и лежат под стеклом вещи давно умерших людей, становится неуютно. А еще во все это просто не веришь, ведь в обжитом доме такого не будет – идеального порядка, строгости, чужого, наносного, навязанного.
Дом Горских в чем-то был подобен музею. Илье это ощущение доставило некоторый дискомфорт. Общение в саду было приятным, почти дружеским, а вот сейчас создавалось впечатление, будто хозяева проводят некую разделительную линию, обращаясь с ним как с туристом. Ведь Петр явно устраивал для него очередную экскурсию. Вверх из небольшого холла вела узкая лестница с парой крохотных площадок на поворотах, в стенной нише первой из них стояли старинные часы в высоком деревянном коробе, скрывающем гирьки и маятник. Журналиста это удивило. Он ожидал привычной для русских особняков широкой парадной лестницы. Но это было не важно. Они поднимались медленно, явно для того, чтобы гость смог рассмотреть картины на стенах.
Опять же, в живописи Илья разбирался слабо, на уровне обычного в меру образованного интеллигентного человека. Он мог узнать картины гениев Ренессанса вроде да Винчи, отличить стиль классический от, например, более позднего импрессионизма. Точно бы не ошибся, увидев работы Дали. Правда, как раз именно импрессионисты казались Илье интереснее, были более эмоциональны, что ли.
Но картины в доме Горских производили впечатление. В них было нечто особенное. Как называется такой стиль, он не знал, но понимал, что художник использовал широкие смелые мазки, которые давали ощущение движения, какой-то даже стремительности или порывистости. А еще цвета. Первое, что замечаешь, – яркие краски, даже немного агрессивные. Ими выведены основные контуры. Но если смотреть внимательнее, замечаешь, что каждая такая линия оттенена менее яркими, почти нежными цветами. Так создается эффект выпуклости, трехмерности, а еще появляется ощущение скрытого смысла.
Илья быстро догадался, что автором картин была вторая сестра Амелия Горская. Во-первых, было бы странно увидеть в доме, где живет художница, чьи-то чужие работы, а во-вторых, по большей части это были пейзажи, узнаваемые даже для того, кто в городе недавно. Тут были и тот самый причал на озере, и поляна, где Илья познакомился с Анной. Рассматривая картины, он поймал себя на том, что будто до сих пор слышит музыку. Ту самую летнюю мелодию, которая и привела его сюда. Каким-то образом таланты двух сестер будто пересекались, дарили одинаковое настроение, ощущение некоторой свободы и немного – ностальгии.
– Их можно было бы объединить, – произнес Илья вслух, видя, что Петр ожидает от него комментариев.
Хозяин дома чуть откашлялся, сухо и коротко, машинально прикрывая рот кулаком.
– Очередная выставка? – чуть надменно усмехнулся он. – Цикл?
– Нет. – Гость немного смутился, но все же стал пояснять свою мысль: – Музыка и пейзажи. Перекликается.
Петр удивленно поднял брови. Посмотрел на Илью как-то задумчиво, но с уважением. Как тогда в саду, когда говорили о мелодии Анны.
– Может быть, – неопределенно пожал он плечами. Прозвучало это как-то странно. Будто Петр сомневался или, наоборот, идея Ильи дала ему неожиданную подсказку в совершенно другом, неизвестном вопросе, которую еще надо хорошо обдумать. – Дальше?
