Барон насупился, помолчал, но потом всё-таки высказался:
– Понимаешь, Нэт, существует поверье, что все мужчины рода Кратценштайнов умирают раньше своего возраста и всегда какой-нибудь неестественной смертью. Моя жена Альма может перечислить всех мужчин этого рода, с которыми такое случилось. Включая и старшего брата Александра, Манфреда, который погиб, сражаясь в рядах французского Иностранного легиона.
– Но то же на войне, – попробовал было порассуждать дядя Нэт. – А это считается?
– Я не знаю.
– А всё-таки, вы сами верите в это проклятие? – вдруг не выдержал Хол, который чувствовал себя выключенным из беседы.
– Да не верю я ни в какие проклятия! – чуть-чуть повысил голос барон и тут же его понизил. – Нет, я не верю ни в какую мистику, но тайна смерти Александра, по-моему, всё же существует. Вот поэтому я вам и написал. Когда человек умирает при таких странных обстоятельствах, это не может не настораживать. Я хочу, чтобы вы постарались выяснить, что же всё-таки произошло на Перевале Мертвеца. Либо, если это была естественная смерть, что могло привести к сердечному приступу. Сам я этим, Нэт, заниматься не могу. На мне сейчас лежит организация похорон. Так ты мне поможешь, Натаниэль?
Они оба помолчали. Хола вновь слегка укололо, что его опять словно выключают из игры. И уже совсем разозлило, когда дядя Нэт сказал:
– Харрисон, у тебя, кажется, грязные руки. Ты брал пальцами картофель фри. Наверное, надо бы сходить и помыть.
Это была никакая не просьба, не намёк, а прямой приказ. Хол две секунды сидел словно оглушённый, а потом демонстративно поднял обе руки вверх, как хирург перед операцией, и начал выбираться из-за стола. Это было крайне неудобно, но обида того стоила. В проходе он, впрочем, тут же остановился, опустил руки и обернулся. Барон и дядя Нэт уже склонились над столом и о чём-то шептались. Хол быстро вытер руки о штаны и присел на пол. Потом чуть привстал, вытащил из кармана записную книжку и снова присел. Быстро зарисовал сцену беседы двух мужчин, одновременно старательно прислушиваясь к их разговору. Что говорил дядя Нэт, было сложно разобрать, и всё же Хол услышал окончание фразы и дальше.
– …никогда раньше не задействовалось.
– Но другого выхода у меня не было, – со вздохом ответил барон. – Я ведь и сам не часто использую это кодовое слово.
– Но зачем сюда впутывать моего племянника?
– Мне показалось, что с его аналитическим умом он смог бы разгадать загадку. В немецких газетах о нём много писали. Уникальный ребёнок.
– Но ребёнок! Ребёнок же! И я за него отвечаю перед моей сестрой. В нашей семье никто не знает о моём прошлом.
– Да не волнуйся ты. Ничего с ним не случится. Нэт, я тебе клянусь! Волосок с его головы не упадёт. Ты пойми, – тут голос барона немного дрогнул, – у меня вся надежда только на тебя. На вас. Ситуация очень сложная, и я опасаюсь, она может быстро ухудшиться. Речь идёт о моих детях. О моих родных детях!
Хол уловил, что барон сделал акцент на слове «родных», и опять почувствовал, как его что-то укололо. Дяде Нэту он всё-таки был не сыном, родным не родным, а просто племянником. Ох, и сложный мир у этих взрослых!
Дядя Нэт резко выпрямился, и Хол понял, что засиделся на полу. Он вскочил и тут же врезался в ноги проходившего мимо официанта. На секунду тот повис в воздухе. А потом совершил абсолютно безумное, фантастически сложное балетное па, лишь бы только не уронить поднос, который он с артистической грацией держал на растопыренных пальцах вровень с головой. И всё-таки одна вилка упала. Вилка ещё не коснулась пола, а Хол уже со всех ног нёсся в туалет, при этом не забыв бросить на бегу свой «пардон», как ему показалось, с потрясающе французским прононсом.
