– Или от восхищения, – с некоторой долей самодовольства подумал Кудрявцев.
Гордиться было чем. Командир сейчас ждал сигнала от сержанта Левина, которому пришлось вспомнить свою основную специальность; соединить ее со многими другими, о которых он прежде не помышлял. Поэтому можно было вспомнить, с чего все начиналось – всего месяц назад…
Предложение Анатолия по спасению садов и огородов (по факту – всего города) претворилось в жизнь удивительно быстро. Люди трудились как единый механизм; в какой-то момент Кудрявцеву, отвлекшемуся на минутку, представилось, что это огромный муравейник, подчиняясь природным инстинктам, бурлит жизнью, в которой главное было – труд, труд, и еще раз труд. А посреди этого упорядоченного шевеления застыла со своей главной миссией муравьиная королева, или матка.
– В данном случае король, или я, – устало подумал полковник, чувствуя, как даже его железный механизм начинает давать сбои.
Казалось бы – что для тренированного организма профессионального военного, да еще наделенного новыми, поистине фантастическими возможностями, какие-то двенадцать часов? Но спустя половину суток (по земному времени) неимоверной гонки он чувствовал себя, как выжатый лимон. Так что Александр едва дождался, когда подбежавший Валера Ильин выдохнул:
– Все, Александр Николаевич, основное прикрыли. Люба Ульянова говорит, что практически все спасли.
– А пруды? – организм полковника с трудом, но сопротивлялся сну.
– Перекрыты все четыре, – улыбнулся комендант.
Кудрявцев сделал всего пару шагов по мастерской – туда, где в качестве музейного экспоната хранился первый матрас, изготовленный в начале января их новой жизни. Ему ничего не снилось; по крайней мере, ровно через четыре часа, когда внутренние часы подбросили его на матрасе, в голове не было ничего, кроме блаженной пустоты, и вопроса, обращенного к сержанту Левину:
– Ну, что еще случилось?
А через пять минут полковник уже сидел на переднем, командирском сидении «Варяга», который подминал под свои широкие колеса оранжевую траву нового мира. За десантной машиной грузно переваливался танк, под завязку заполненный жидкой пластмассой. Как, и зачем ее предполагалось применить на месте озерного поста, не знал пока и сам командир. Ни он, ни всезнайка Никитин, который сидел рядом, за рулем «Варяга», пока не придумали, как выручить людей, которых завалило замком. Третьим в ряду сидел профессор Романов, который больше слушал, а иногда иронично хмыкал, когда тракторист предлагал варианты спасательной операции – один фантастичней другого. Кудрявцев оживился, и тормознул бесконечную речь Анатолия, услышав короткое слово: «Домкрат».
– Как ты сказал?
– Домкрат, – повторил Никитин, – только не могу себе представить такого механизма, который приподнял бы над вот этой травкой (он оторвал левую руку от руля, и показал ею бесконечное оранжевое море) целый замок.
– А резинку, которую можно растянуть на целый километр, ты раньше представить мог? – негромко рассмеялся Кудрявцев, – а ведь это ты предложил этот фокус.
– Точно! – тракторист теперь оторвался от руля двумя руками, которыми принялся колотить по голове, – и как я сам не сообразил?! Подпихиваем несколько блоков под краешек замка, и приказываем им расти! В смысле, вы прикажете, товарищ полковник. Вот вам и домкрат!
«Варяг» тем временем мчался вперед по прямой, по невидимому лучу, соединявшему его стационарную рацию с переносным мобильником Салоеда. Последний все чаще выходил на связь, и в его голосе Александр все отчетливей чувствовал нетерпение.
