Тайна Пушкинской улицы - страница 16

“Тут нужен костёр, – подумал он отвлечённо. – В её случае – кострище”, – и краем глаза посмотрел на ожидавшую Елену.

– Не поможет, – ответила та с удовлетворением, направляя шаги на взаимовыгодное сотрудничество. – Ну, братец, – взглянула она в стальные с желтинкой глаза, – расскажи сестрице Алёнушке, что тут происходит.

Как хорошо, что Славик всего не знал. Мутный, илистый взгляд сделался лёгким и родниково – хрустальным.

– Спросила. У нас, – Славик напрягся, – репарация, – с гордостью выговорил он.

Леночка не помнила значения этого слова, но на всякий случай уточнила.

– Это Ёж сказал?

– Он самый.

– А в оперу друг когда идёт?

– Сегодня, – без царя в голове, ответил Кисель, тут же поняв, что проговорился.

Сказанного Леночке хватило для первоначальных выводов. А они были неутешительны:

Во – первых: Ёж её бросил. Основания для подозрений были вескими: отсутствие подарка на День рождения и подмена его форменным издевательством.

Во – вторых: его подозрительный поход в оперу. На это указывал лучший друг, видевший на столе билет.

И, наконец, странное слово репарация, смысл которого Елена нашла в словаре иностранных слов; в международном праве это было полное или частичное возмещение материального ущерба, причинённого войной, выплачиваемое победителю побеждённой стороной.

На повестке недели переговоры намечались только с китайцами, а кто кому должен, Леночка не уточнила.

Из вышеперечисленного следовало единственно очевидное заключение: у Вадима появилась другая женщина, он идёт с ней в оперу, и, значит, ей – Елене нужно там быть. Для чего? Для точной формулировки своих претензий и разработки тактики дальнейшего поведения.

Покупка билета заняла полчаса, выбор платья – ещё два, остальное время Леночка посвятила сбору информации, распространению слухов с укреплением собственных позиций и подготовке души и тела к предстоящему событию.

– Ты запомнил? – напутствовала Анита своего верного помощника.

Тот завис в воздухе.

– Ну, да. Чтобы всё было под контролем, – заученно повторил Ян.

Малышу не терпелось подняться над вечерним, остывающим городом, над зажигающимися фонарями, над иллюзией разноцветных фонтанов, что так щекочут ступни своими брызгами, а после усмирять мурашки минутного холода, пришедшего с ветром со стороны засыпающей реки.

В доме на холме всегда пахло сосновой смолой. И вовсе не потому, что рядом, в двух шагах был лес, просто сам дом, возвышающийся над кронами, являлся живым, не рубленным и не соструганным, а растущим и меняющимся. Сосны переплетались таким причудливым образом, что составляли и стены и крышу, а фундаментом служили их же корни – бич обычных, каменных домов.

– Сделаешь, что нужно и домой, – в который раз напомнила радужная девушка.

– Анита, – детские губы не понарошку надулись. – Не маленький, чай.

С востока, цепляясь за край темнеющего неба, наступали звёзды. Вначале тусклые и крошечные, по мере разрастания чёрной пелены, они превращались в единственный светоч полуночного торжества.

До города было далеко. А потому и звуков, сопровождавших его жизнь не слышалось вовсе. С высоты птичьего полёта, солнце казалось большим и приплюснутым у самого горизонта, куда оно так торопливо и скоро ушло. По широкой реке плыли огни. Отражаясь, они бежали за пароходами, преломляясь в скорых волнах. На палубах играла лёгкая музыка, за кормой кружили чайки, и когда им хотелось привлечь к себе внимание, они начинали нарочито “смеяться“.