– Ну что, довольна? Проклятая монашка! – кричала разгневанная Анастасия, вырывая из её рук верёвку, которую игуменья уготовила для своего удушения. – Теперь нам в жизни отсюда не выбраться!
– Отдай! – дико вопила София. – Отпусти меня! Я всё равно не могу, не хочу так больше жить!
Анастасия, не слушая монашку, вырвала верёвку из не по-женски сильных рук и долго, безжалостно стегала растрепавшимся концом подселившуюся обманом в её тело матушку Софию…
Из кельи игуменьи Софии беспрестанно слышались вопли будто бы двух ругающихся меж собой женщин, обрывки молитв и проклятий, а также временами долгий протяжный плач – словно разрывались на части души и сердца попавших в западню диавола пленниц…
Помощь духовных служителей, несказанно перепуганных данным происшествием, во вверенную им монашескую обитель прибыла незамедлительно. Они явились вместе с посланником, который доставил им тайную депешу.
И в стенах женского монастыря впервые за всё время его существования был проведён обряд экзорцизма для изгнания бесов из тела игуменьи Софии.
ИЗГНАНИЕ БЕСА
ЭКЗОРЦИЗМ В ЖЕНСКОМ МОНАСТЫРЕ. ДОРЕВОЛЮЦИОННОЕ ВРЕМЯ
Дабы о проведении прибывшими в монастырь священниками обряда экзорцизма никому не стало известно, монахиню Софию, связанную по рукам и ногам грубой, толстой пеньковой верёвкой, под вечер в сгущающемся тумане вывезли в лес.
Там священники втроём привязали её такими же путами к широкому вековому дереву, одиноко стоящему на поляне, которую заведомо осветили множеством привезённых с собой факелов.
Ранее никто из прибывших священнослужителей ни разу не проводил обряда по изгнанию из человека нечистой силы. Но они были убеждены в своей вере и в своей преумноженной «силе трёх», благодаря которой собирались справиться с данным ритуалом и тем самым сохранить честь и репутацию женского монастыря.
Вид Софии был ужасен: в длинном рубище, с растрепанными, давно не мытыми свалявшимися волосами, она смотрела на своих мучителей тёмными, будто пустыми глазами, на дне которых маленькими точками горели демонические огоньки рвущейся из её тела колдовской сущности Анастасии.
Церковная служка, взятая священниками в подмогу, расставила и зажгла вкруг одержимой сотни больших восковых свечей, и священники двинулись друг за другом по этому кругу, окропляя Софию святой водой.
Анастасия дико закричала и, выгнувшись всем телом, с такой силой задёргалась в путах, что пенька, перетираясь, лопалась и узлы, стянутые на запястьях и лодыжках, начинали ослабевать.
– Господи, помоги! – испуганно перекрестилась служка и застыла, охваченная животным страхом, с расширившимися, нервно моргающими глазами, совершенно теперь бесполезная в своей ничтожной помощи.
Анастасия вновь взвыла, опалённая крапом святой воды, будто огнищем. Вместе с ней испуганно заорала служка. И вслед им, будто наполненный рёвом громадного дикого зверя, весь лес зашумел, закачался кронами деревьев и погнал тёмные, сгущающиеся мглой тучи на поляну.
Поднявшийся ветер раздул пламя свечей, и оно переметнулось на траву и поползло огненными прожилками к центру круга.
София, увидев приближающийся к ногам огонь, тоже испуганно закричала и стала рваться из плена, но, связанная и подавленная сущностью Анастасии, она была обессилена.
Анастасия же, напротив, будто выросла и своим духом поднялась над телом и свысока посмотрела на всех. Сникшая, опустившая свою набожную голову София, привязанная к стволу дерева, больше не оказывала никакого сопротивления и, будто не живая, обмякла членами. Анастасия перевела взгляд пылающих диким огнём глаз на служку, беспомощно жавшуюся к телеге, на которой её сюда привезли, и на бедных, бегающих в испуге вокруг Софии и торопливо читающих псалмы попов. Она стремительно полетела вниз и снова вошла, вонзилась в своё родное тело. Дикая боль пронзила Софию, а Анастасия завопила:
