– Понятно! – заглянув в комнату, усмехнулся Ваня. – Знакомая штука. Рыба ремень называется?
– Ага! – уныло кивнул Стас и взглянул на друга в ожидании сочувствия.
Но Ваня неожиданно позавидовал ему:
– А я бы, наверное, самым счастливым человеком на свете был, если б сейчас меня отец выпорол… И Ленку жалко, она даже, что такое ремень, не знает! – вздохнул он и, словно стесняясь этого признания, заторопился:
– Вот, гляди, что мы принесли!
Он вжикнул «молнией» и выложил на подоконник две старинные церковные книги, общую тетрадь, узелок с одеждой и бархатную коробочку, в которой лежал… крест.
– Все-таки взял?! – ахнул Стас.
– Ага! Хотел отцу Тихону отнести, да к нему не пускают… Отдали ему только тот мешочек, что был у него на шее. Он, как только в себя пришел, сразу о нем вспомнил… Так просил принести, что даже про крест забыл…
– А ты знаешь, что Макс сейчас этот крест в карьере ищет? – перебил Стас.
– И что теперь делать? – Ваня беспокойно оглянулся. – Может… пусть сумка пока у тебя полежит?
Стас помедлил с ответом. Он боялся держать у себя вещи с крестами, какие бывают на могилах. Но… как признаться в этом Ване?
К счастью, в конце улицы показался отец.
– Уходите скорее! – торопливо зашептал Стас, помогая Ване собрать сумку. – Сейчас здесь такое начнется!
4
Дверь рывком распахнулась…
Ваня подбадривающе подмигнул другу и вместе с Леной поспешил удалиться.
– Эй! – замахал оброненной в спешке тетрадью Стас. – А это?!
Но Ваня уже не слышал его.
Впрочем, Стасу вскоре стало не до тетради.
С замирающим сердцем он прислушивался к каждому звуку. Вот проскрипели ступеньки порога… половицы в сенях… хлопнула дверь на кухню… недолгая тишина, затем – грохот падающей крышки от кастрюли: это мама узнала про обвал… опять тишина и, наконец, грозное: «Что-о-о?!», от которого Стас зябко поежился, – это папа узнал про курево.
На улице раздался страшный удар грома, и вслед за ним, в такт раскатам, как показалось от страха Стасу, послышались надвигающиеся из соседней комнаты шаги отца. Съежившись, он закрыл глаза.
Дверь рывком распахнулась, и…
Словно сто молний сверкнуло перед глазами Стаса.
– Уа-ааа! – взвыл он от боли.
– Что с тобой? – остановился от неожиданности на пороге отец.
– Ау-уб!.. – тыча пальцем в открытый рот, попытался объяснить Стас.
Отец посмотрел на леску, на ремень, на сына и развел руками, обращаясь к испуганно выглядывавшей из-за его спины жене:
– Ну, что ты с таким прикажешь делать? У всех сыновья как сыновья, а этот… выпороть, и то нельзя! Ну, посмотри на него: и смех и грех! Кто же рвет леской?! Не молочные ведь зубы!
В другой раз Стас непременно обиделся бы за такое сравнение. Но сейчас он был даже рад. Отец отвязал леску от зуба. Боль быстро утихала.
Мама тем временем ахала и охала, ужасалась, что он мог погибнуть в карьере. Папа, перебивая ее, говорил, что курение в таком возрасте опасней любого обвала. А Стас, делая вид, что слушает их, на самом деле думал о том, что его гроза, в отличие от той, что за окном, миновала.
Но не тут-то было!
Когда разговор, казалось, уже подходил к концу, отец неожиданно вспомнил о наказании: целая неделя взаперти!
– Будешь сидеть без игрушек и плейера! – строго сказал он. – Кстати, где он?
– Да я это… Макс… взял послушать… – пробормотал Стас.
– Вернет – сразу мне. А ты сиди и думай, как собираешься жить дальше! Так сказать, о смысле своей жизни!
