Она кричала! Теперь по-настоящему кричала! От боли и от ужаса! Болело все! Боль пронзала ее всю, боль от удара по лицу, боль тела, боль от его действий и стыда. Слезы и кровь заливали ее лицо, голос становился слабее. Наверное, она просто отключилась – сработал защитный механизм, предохранитель психики.
Дальнейшее она помнит с трудом, вернее, пытается не вспоминать, забыть, как кошмар. Как что-то ужасное, не с ней происходящее, как бы со стороны. Всю свою жизнь она пытается выжечь эти кадры случившегося из своей памяти. Закрывает глаза и стирает. Стирает из глубины сознания.
Когда подоспела помощь, в этой комнате кошмара, пережитого ею, мебель светлого цвета была залита кровью. Чьей? Кровать, пол, ее истерзанное тело, остатки одежды. Она помнит это отрывками, страшными стоп-кадрами. Глаза были слепы от слез, душа была раздавлена случившимся. Разум отказывался делать попытку осознания трагедии.
В больнице на ее детское, оскверненное, разорванное тело врачи наложили 14 швов – ее спасли.
Вернувшись в дом, в котором ей не было покоя, она нашла в медицинской аптечке какие-то таблетки и выпила, проглотила их все.
И упала, потеряв сознание. Болело все – оскверненное насилием тело и потухшая душа. Она умерла.
В ней умерло детство. Та маленькая девочка, которая пыталась жить, познавая мир, вне клетки, в которой она находилась по воле папы, умерла.
После всего перенесенного она не разговаривала в течение шести месяцев. Вообще. Все это время находилась в шоке.
Тот соседский парень заявил, что Рами сама захотела этого и даже сама первая напала на него, разбив ему голову. Потому он и был так разозлен, что потерял контроль. Пытался обвинить ее в вызывающем поведении, в ее красоте, внешности. Полиция даже завела дело на нее за нападение.
У того парня отец был очень большой чиновник в стране. Очень богатый. Садист признался, что по слухам знал – она всего лишь дочь еврейки и живет с няней. И насиловал ее, упиваясь своей безнаказанностью, – с таким папой, как у него, ему ничего не будет за совершенное.
Какое наказание за поруганную еврейку в его стране? Всего лишь еврейку.
Но он не знал, кто ее отец, ведь тот почти не навещал дочку, отдав ее на попечительство других людей. Не знал, кто ее папа!
И были разборы среди кланов. Могущественных кланов той страны. Насильник, как оказалось, даже являлся каким-то ее дальним родственником по папиной линии. Он оказался внуком папиного двоюродного брата – маленькая страна. Разборки были внутри тесно связанных родством кланов.
Рами про то не узнает никогда. Впрочем, такова ее доля – не знать ничего, что делает папа за ее спиной, как бы для нее. Ее ведь нет официально. Она никто.
По законам их страны, насильник считается «воюющим с Аллахом» и должен быть наказан смертью. То, что он сделал, хуже убийства. Это один из самых тяжких грехов. Очень однозначно обозначено – такие там законы и правила. Но не в клане. Ничто не могло уйти наружу из клана. Тайна ее существования. Недопустимо. Клан не сжирает своих родных детей. Насильник был из клана.
Другого парня, который держал двери и смотрел на происходящее преступление, вскоре не стало – его нашли мертвым в заброшенном колодце. Упал? Все наверняка догадывались, чьих рук это падение, но молчали. Третий парень, тот, который убежал, испугавшись предстоящего, тем самым спас себе жизнь. Ему разрешили исчезнуть самому – куда-то уехал, наверное. Насильник остался жить.
