Тайна Шипки, или Загадка семьи следователя Железманова - страница 21

– Ну, это просто, рыжий. За это преступление ответственность предусмотрена не такая уж серьезная. Небольшой штраф или внушение от суда. Так что нет им смысла пытаться дело свое похитить. Да и сами эти крестьяне не способны на это. Поэтому это не вариант.

Кот слегка муркнул, видимо одобряя аргумент друга. Но кто тогда?

– Думаем дальше, есть два дела о краже. Буквально совсем недавно заявления принял. Но там абсолютно ничего не ясно. Одно дело о краже на рынке. Торговка заявила, что у нее с прилавка исчезло два гуся. Кроме самого заявления, ничего нет. Зачем пытаться украсть это дело? Также и по краже из сарая: из незапертого сарая украли дрова, причем не все, а только часть. Опять же трудно представить, что воришка, укравший часть дров, пытался украсть и само дело. Опять же кроме заявления у меня ничего нет.

Рыжий зашевелился, намекая, что думать надо более вдумчиво.

– Ты не спеши, думать не торопясь надо, – урезонил его Петр и продолжал опять перебирать все дела. В конечном итоге у него получилось, что, скорее всего, события последних дней могли быть связаны с двумя из них.

Первое. Дело о драке. Молодой рабочий кирпичного завода Семен Коновалов подрался. Потерпевшему, а это был мастеровой этого же завода, были нанесены телесные повреждения: синяки, сломана рука, нос. Однако закон позволял в этой ситуации прекратить дело по примирению сторон, что собственно и предложил следователь. Петру Андреевичу было жаль парня: молодой, горячий, к тому же повод для драки был достаточно серьезный – мастеровой систематически унижал и обижал молодого рабочего, недавно приехавшего на заработки из деревни. Сама драка имела место после безобразной сцены, когда мастеровой при всех кричал на парня, обзывал его тупой деревенщиной. Поэтому следователю не хотелось отправлять парня по этапу, и он предложил примириться. Мастеровой не возражал, но требовал, чтобы рабочий прилюдно извинился перед ним. Коновалов категорически отказался это делать, более того, будучи малообразованным, но грамотным, он ухитрился нахвататься каких-то революционных идей и видел себя в роли борца за справедливость и народное освобождение. Мастеровой соответственно представлялся ему эксплуататором, а следователь, который вел дело, тоже выступал в качестве не самом благовидном: защитником всех эксплуататоров от праведного гнева всех эксплуатируемых. На допросах Семен вел себя вызывающе, разговаривал не то что грубо, а даже несколько презрительно. Железманов не стал брать его под стражу, это было совсем необязательно. Однако сейчас, анализируя все обстоятельства дела, прежде всего личность молодого парня, Петр мог допустить, что обвиняемый в качестве протеста против эксплуататорского строя залез в кабинет следователя, чтобы уничтожить дело. Да и в квартиру он вполне мог заявиться: рабочий мог быть в наивной убежденности, что следователь держит бумаги у себя дома.

– Впрочем, есть и второй вариант, – немного подумав, произнес Железманов.

Кот с интересом посмотрел на двуного: еще вариант?

– Да, есть еще одно дело, в котором тоже есть за что зацепиться, – подтвердил кивком головы Петр. Потом чуть подумав, продолжил: – Три недели назад в Татарской слободе, как раз на улице Татарской, около мечети был ограблен один мужчина, грабителей было трое, отобрали шубу, шапку, кошелек. Через пять дней в Успенском овраге, как раз рядом с Татарской слободой, ограбили еще одного пешехода. Снова отобрали деньги и носильные вещи. И опять грабителей было трое. Потом уже на Набережной опять трое человек попытались ограбить купца Дементьева, он оказал грабителям сопротивление. Его Господь силушкой не обидел, раскидал он всех троих как котят и бросился наутек. А через неделю урядник задержал на рынке мужчину, пытавшего продать мужскую шубу. Шуба была явно не по росту продавцу: она могла прикрыть разве только одно плечо. Про грабежи было известно, и страж закона проявил бдительность, доставил подозрительного продавца в участок. Вызвали первого потерпевшего, и он свою одежку признал, даже точно указал на шов на подкладке: когда-то зацепился за гвоздь и ему жена зашивала. Так был задержан один из грабителей, обыск у него дома, разговор с домашними дал возможность быстро установить и второго грабителя, который по совместительству приходился старшим братом первому. А вот личность третьего еще только предстояло установить: оба брата путались в показаниях, отчаянно врали, но отказывались выдавать подельника. Даже после очной ставки с потерпевшими твердили, что совершали свое дело только вдвоем. Можно предположить, что третий был главарем, державшим подельников в страхе, и поэтому они боялись его называть. Или не только боялись? Или же надеялись и на какую-то помощь от него? Возможно. И судя по всему этот третий был фигурой решительной, способной на отчаянные поступки. Вот этот тоже, пожалуй, мог забраться в квартиру следователя и в его кабинет.