И все же ясно было: нужно искать транспорт. На чем-то ведь они сюда добрались, ну не на рейсовом же автобусе – с автоматами-то! Значит – мотоцикл, машина, что еще? Мопед может быть, если преступник один, опять же – мотороллеры. Легковые машины в основном только в организациях, частных – раз-два и обчелся. Мотоциклов, правда, хватает, о мопедах и говорить нечего.
– Что ж, будем искать, – простившись со следователем, Верховцев уселся в машину. – Вооруженное нападение – это вам, братцы, не шутки. В этот раз повезло – легким испугом отделались. А в следующий?
– Думаете, будет следующий?
– Обязательно будет, раз уж начали, – убежденно отозвался майор. – Но не сейчас, позже. Сейчас они затаятся, залягут на дно. Обдумают все, тщательно подготовятся. А, скажем, в августе, в сентябре… А следователь-то ничего, ушлый. Интересно, за что его из Нарвы поперли?
– Наверное, за аморалку, – техник-криминалист ухмыльнулся, поерзав на обитом кожзамом сиденье. – Больно уж лицо смазливое.
– Вот я и говорю, – глядя на стелющуюся под капот дорогу, негромко продолжал Верховцев. – Дело-то, похоже, не прокурорское. А его послали, хотя могли бы обычного следователя прислать, из РОВД. Вопрос – почему?
– Почему, Иван Дормидонтович?
– А потому как новенький! Вот и шпыняют, проверяют на вшивость, посылают на всякую ерунду. Районный-то прокурор, товарищ Тенякин, – тот еще черт! И пижонов да всяких стиляг не жалует.
Вот тут все засмеялись. Так вот, под смех, домой в Озерск и приехали. Только вот дома-то оказалось вовсе не до смеха!
Утром в старой школе, в кабинете истории, уборщица тетя Валя обнаружила два распластавшихся на полу под партами тела – мужское и женское… И тут же прибавила к ним собственное.
Придя в себя, тут же побежала в милицию.
Одно из тел – школьный конюх Шалькин, пьяный в дым, он был увезен в милицию для протрезвления.
Второе тело под диктовку начальника скорбно описывал участковый Дорожкин:
– Труп девушки расположен ногами к окнам, головой к двери. На затылке – след удара и кровоподтек, блузка на груди расстегнута. На расстоянии полуметра от трупа, на полу, валяется статуэтка…
– Хм… Это Чехов, кажется?
– Сам ты Чехов, – резко обернулся начальник. – Дон Кихот это!
Внимательно осматривавший окна оперативник Игнат Ревякин покачал головой:
– Не, Иван Дормидонтыч. Не Дон Кихот это. Скорее Сервантес.
– Дак что писать-то? – занервничал участковый.
– Пиши – статуэтка из твердого вещества грязно-белого цвета, – майор покусал губу и прикрикнул: – Да не трогай ты! Вон подтеки – явно кровь. И пальчики могут быть… Да где этот чертов Теркин?
– Так послали уже, – развел руками Игнат.
И сам тут же попал под начальственный окрик:
– А ты что тут ошиваешься? Иди опрашивай. Устанавливай – чей труп.
– Да тут и устанавливать нечего, – Ревякин нахмурился и присел рядом с убитой на корточки. – Лида это. Лидия Кирпонос, отчества не помню. Хорошая девушка… была. Учительница, практикантка. Французский преподавала.
– А-а, – Верховцев присел рядом с опером. – То-то я смотрю – знакомая. Учительница, значит…
– Практикантка. Ого! И юбка расстегнута, и трусики…
– Ла-адно, – начальник брезгливо поморщился и заходил по классу. – Интересно, что она тут, в старой школе, делала?
– Так тут школьный музей, кажется, – Ревякин почесал затылок. – Может, материалы разбирала?
– Кажется ему! Вот и узнай. Да появится, наконец, криминалист или как?
