Напрашивался единственный вывод – она сумасшедшая! Недаром, профессор держал её в санатории! К тому же, никто, никогда не слышал про так называемую «дочь» профессора Левандовского. Профессор даже был не женат! Вернее, он был женат, но его женой была его работа! Не могла же «работа» родить ему дочь!
«Она сумасшедшая! – думал Алексей, сверля глазами молодую девушку. – Чёрт возьми, она сумасшедшая! Боже мой! Но неужели она и вправду его дочь? Может, она просто какая-нибудь подопытная…» Алексей содрогнулся от этой мысли. Неужто наука до сих пор применяет опыты на людях?! От этого становилось даже как-то страшно.
Но молодой человек вынужден был прервать свои рассуждения, так как у аэрокара, подлетевшего вплотную к джетлайнеру, открылась боковая дверь, и оттуда высунулся профессор Левандовский собственной персоной. Он что-то кричал, но звукоизолирующее стекло джетлайнера не давало понять, что именно. Алексей опустил стекло и услышал только окончание фразы:
– …немедленно! – кричал профессор, размахивая руками.
И тут аэрокар облепили беспилотники, что постоянно выпускали парализующие электронику энергетические сети, которые никак не действовали на транспорт профессора. Из корпусов беспилотников вылетели несколько крохотных «шмелей», которые устремились внутрь аэрокара и сразу же сковали по рукам и ногам двух правонарушителей – пилота и профессора. Преступники наконец-то были обезврежены и лежали теперь на полу салона, ожидая приговора, который будет вынесен в течении двух-трёх минут.
Профессор кричал благим матом, пытаясь сдвинуться с места, но что он мог сделать против энергетических наручей и поножей, которыми его снабдила полиция?
Пилот полностью смирился с судьбой и тихо лежал, ожидая самого худшего; очевидно, он проклинал тот день, когда решил устроиться пилотом к профессору.
Бионика со страхом смотрела на всё это действо и даже не пыталась представить, что будет дальше. Ей было страшно и за себя, и за Геннадия, и за пилота; а также ей очень не хотелось, чтобы из-за неё пострадал её новый знакомый, с которым она провела почти весь день.
Ситуация на аэрополосах понемногу стабилизировалась: транспортные потоки вошли в обычный темп; единственным препятствием оставались только три аппарата, что стояли посреди полосы, создавая помеху. Третьим аппаратом был джетлайнер полиции, который уже прибыл неизвестно откуда, и выпустил маневровую гравитоплощадку, на которой собрались силовики. Они размеренно продвигались к аэрокару. Вскоре, дверь была открыта, а преступники схвачены. Их вывели из аэрокара на гравитоплощадку, и собирались уже посадить в специальный отсек для «непослушных граждан», как вдруг профессор, изо рта которого в последние несколько минут вылетала только нецензурщина, смог-таки сказать что-то, имеющее смысл:
– Я имею право позвонить, черти вы волосатые! Отдайте мне телефон, иначе я вас засужу, и вы пожалеете, что когда-то в юности пошли работать в силовые ведомства! Законы я знаю!
– Вы сможете позвонить, сидя в нашем транспорте, – сказал один из полицейских.
– Чёрта с два я туда сяду! Я сказал, телефон мне отдайте!
– Мы не имеем права возвращать телефон правонарушителю.
– Ещё как имеете! Открой статью и прочитай!
– Какую статью?
После пулемётного речитатива брани, профессор прорычал:
– Я что должен наизусть знать все статьи законодательства? Я знаю одно, что телефон вы обязаны забрать только в том случае, если подозреваемому некому позвонить, или он этого не хочет. А я ХОЧУ позвонить, тем более что право на это у меня есть. Отдай телефон, гад!
