– Ну что там у тебя?
– Слушай, я наконец-то вспомнила, где видела этот рисунок! Весной к нам в музей приходил мужчина лет пятидесяти. Он сдавал на хранение фисгармонию, резную этажерку красного дерева, и папку с бумагами – архив своих дедов. Говорил, что он с семьей уезжает на ПМЖ в Германию и хотел оставить все на память городу. Директор с замом посмотрели в полглаза, а там все кучей навалено, большая часть на немецком языке. Какие-то справки, записи на отдельных листках, открытки. Ну, наш поглядел, повздыхал и сказал: «Человек не публичный, широкой массе неизвестный… И вообще, если все понесут сейчас свои воспоминания, музей утонет в бумагах, своих девать некуда». Документы, в конце концов, тоже взяли.
Занималась его вещами я. Сначала отложила в сторону отдельные листки, как из дневника, – там расписаны расходы семьи на питание, содержание дома и т.д. Причем так все подробно, по дням – прямо бухгалтерия домашняя. Затем ушли в сторону счета лавочников, справки и листки с рецептами каких-то блюд. Все открытки лежали в куче, а четыре из них – отдельно, обернутые в бумагу. Ты же знаешь, что в то время это были простые почтовые карточки, но эти какие-то необычные. Среди открыток и писем, одно письмо было от некоего Василия Сычева из села Усть-Туймон, написанное на немецком языке. Представляешь, старовер Сычев писал по-немецки!
– Почему думаешь, что старовер?
– Да уверена! В этих местах основатели первых деревень были сплошь староверы. Долго рассказывать, слушай дальше. У нас переводить все это некому, посмотри сама, ты же читаешь по-немецки, а вечером созвонимся и все обсудим. Да, а вот этот листочек – письмо Сычева я специально вынесла для тебя. Вот, где я печать видела!
Я взяла в руки желтый листок с линялыми буквами и рисунком и удивилась. Действительно, в верхнем левом углу листка было что-то вроде круглой монограммы или эмблемы с затейливым узором. В нем угадывалась буква, вырезанная на нашей печати.
– Хорошо, посмотрю вечерком.
«Испанский цыган» вновь запел, извещая, что меня ищет руководство. Слушать истерический голос не было желания, но в нашей конторе не брать трубку, когда звонит начальство, было равносильно самоубийству. Опытные служащие очень не рекомендовали даже в выходные далеко отходить от телефона.
– Ну и где вас носит?! У нас сейчас будет планерка, не заставляйте себя ждать!
– Уже подхожу, Лидия Ивановна – быстро сложив в сумку телефон, я бегом побежала на работу.
Лидия Ивановна (я за глаза звала ее Вивианой) относилась к тому типу руководителей, которые обожают планерки. Промотавшись половину рабочего дня «на совещаниях», они прибегают на работу и начинают имитировать бурную деятельность. Один из признаков такой активности бесконечные планерки. Раза три в день созывается коллектив и выясняется, кто, что сделал за прошедшее с предыдущей планерки время. Если настроение босса благодушное, (успел все свои дела сделать), то предлагается выпить по чашке чая под рассказы об очередном сне или кинофильме. Если же нет, то держитесь.
Шеф – располневшая женщина средних лет, этакая «бой-баба». Энергия со знаком минус в ней била ключом, просто переливалась через край. Она искренне считала всех людей «сволочами, способными на все что угодно», что лучшая защита – это агрессивное нападение. Не брезговала нецензурной лексикой и с улыбкой сетовала, что пока человека не отматеришь, он работать не будет. Жгучая брюнетка с кровавой помадой носила очень узкие юбки выше колен, отчего ходила немножко животом вперед.
