Кажется, наша возня привлекла внимание. Сквозь занавеску первого этажа за нами наблюдала девушка. Я успела заметить ее кудрявые волосы, яркую помаду и строгий черный костюм с тугим красным галстуком вокруг черного ворота рубашки. Как только она засекла, что обнаружена, быстро скрылась, плотно задергивая все три ряда штор.
– Там кто-то есть, – подпрыгнула я к подоконнику, сложила руки возле щек, создавая тень, и попробовала присмотреться. – И не говори, что мне показалось! В доме кто-то ходит! – убеждала я Женю, похожая сейчас на свою мать, доказывающую, что только что звонил енот.
– Конечно, – к моему облегчению, быстро согласился он, – в доме куча обслуживающего персонала. Клининг, повара, тренеры, коучи, ассистенты плюс сотрудники галереи Владиславы Сергеевны.
– Но не в Каземате. Ты сказал, туда никому нельзя. Может, кто-то из сотрудников Аллы, кто работает в оранжерее? – посмотрела я через плечо на торчащий кукурузный купол цвета патоки на меди.
– Точно нет! – бодро ответил Женя. – В оранжерее никто не работает. Там всем управляет автоматика. Константин Серый настраивал систему лично.
– Костя? Он типа айтишник?
– У них с Максимом Сергеевичем свой стартап с проектом умных домов, когда внутри квартиры духовки, холодильники и туалеты управляются голосом. Хоть пиццу тебе закажут, хоть круиз.
– Туалет заказывает пиццу и круиз по джакузи? Ясно. С Кости – мозги, с Макса – бабки. Костя мне про камеры в доме сказал, но я ни одной не видела. Зачем он соврал мне?
Женя, промахнувшись гаечным ключом, ударил себя по пальцу.
– Камеры? – переспросил он, не обращая внимания на травму.
Сделав вывод, что я перехожу границу дозволенного, попробовала сменить тему, изобразив невинность девушки из серии «ну что эта бывшая гимнастка может знать о технике?».
– Здесь столько иномарок… – обвела я руками коллекцию «Феррари» Макса, – наверное, камеры ради них? Видеоглазки, домофоны всякие?
– А, служба безопасности! Конечно, с этим порядок. Не переживай, твой самокат не уведут. В поместье тебе ничто не угрожает, – уставился он на свой кровоточащий палец, загородив мне обзор на купол оранжереи своим красным месивом.
– Заклей лопухом, – подсказала я.
Меня не пугала кровь. Я спокойно смотрела на отбитый палец Жени, размышляя, достаточно ли на него плюнуть, или все-таки стоит обработать антисептиком.
Женя кивнул и наклонился за пиджаком, который оставил на сидушке уличного стула. В этот момент из его нагрудного кармана звонко брякнуло. Красный бордовый мешочек. Мы оба смотрели на него сверху вниз, как на раздавленную колесами жабу, решая, кто из нас отковыряет ее с прогулочной дорожки.
– Ты ведь не скажешь мне, что там внутри? – вспомнила я, как Максим передал мешочек Жене перед тем, как все они смылись, оставив меня около мусорки.
– Ты ведь не спросишь, чтобы у нас обоих не было проблем? – быстро поднял мешочек Женя.
Я услышала звон.
– Мне надо ехать, Кира. Инструменты привезу и оставлю тут, – достал он из нагрудного кармана пиджака белый паток, белее снега в самых заповедных зонах Ни-Но, и обмотал им окровавленный палец. – Будь готова к семи.
– К чему?
– К семи часам вечера, – повторил он.
– В смысле к чему мне готовиться в семь вечера?
– Воронцовы устраивают ужин в твою честь.
Он говорил, а я наблюдала за вожделенным красным бархатом. И почему меня так тянет ко всему таинственному?
Не могу пройти мимо загадки, интриги и домысла. Перечитала все детективы в книжном шкафу бабушки. Если бы папа не запретил пойти в стрелковую школу, из меня бы вышла классная сотрудница полиции. Но он записал меня в хоккейную команду, а мама на гимнастику. И там, и там я проверяла свои силы и тело на выносливость. Смогу ли забить шайбу, летящую со скоростью сто километров в час, получится ли подбросить ленту, сделать три кувырка и снова поймать ее, стоя мостиком, превращающимся в шпагат над головой?
