Я лежала на земле, и какой-то камень больно впился мне между ребер. А над моим лицом, закрывая нормальное голубое небо, нависло две физиономии с испуганными круглыми, если не сказать, квадратными глазами. И жалобное поскуливанье Танькиным голосом впивалось мне в уши, заставляя болезненно морщиться.
– Нюська… Нюськ… Как ты??…
Голос друга, не скрывая облегчения, проговорил рядом:
– Смотри… Глаза открыла, в себя приходит… Давай, ее поднимем…
Сильные руки схватили меня под мышки, пытаясь приподнять. Как ни странно, чувствовала я себя вполне сносно. Только в голове была какая-то звенящая пустота, да все еще мелко тряслись поджилки. Я попыталась высвободиться из Юркиных заботливых рук, и усесться поудобнее, привалившись спиной к небольшому камню, лежавшему рядом. Нет, не к тому, который… Ну, в общем понятно, какой камень я имею в виду. К другому, поменьше и попроще. И тут же принялась крутить головой по сторонам, все еще пребывая в некотором пограничном состоянии. Обнаружив, что я на вершине горы (нормальной, своей, можно сказать, родной, горы), а рядом со мной мои друзья, почувствовала несказанное облегчение, и в то же время, какое-то разочарование. Пробормотала, скорее констатируя свою физическую потребность, нежели высказывая просьбу:
– Пить хочется…
Татьяна, стоявшая рядом, держа наготове бутыль с водой, немедленно подсела ко мне, пытаясь напоить меня водой. Я с удивлением поглядела на подругу.
– Ты чего? Я сама еще способна напиться… – И постаралась забрать бутыль из ее рук.
Но, не тут-то было! Танька, менторским тоном, словно читала лекцию на кафедре ее будущего медицинского института, причем, в качестве должности, никак не меньше профессорской, возвестила:
– Ничего подобного! Ты еще очень слаба! Тебе нужен покой и уход! – Безапелляционно вынесла она вердикт. И добавила уже нормальным, почти умоляющим, голосом: – Не сопротивляйся, ладно?
Я сердито глянула на нее, а потом перевела требовательный взгляд на Юрку, мол, повлияй на подругу. Но, к моему несказанному изумлению, хулиган, безбашенный троечник, не боящийся даже директора нашей школы, не раз убегавший от милиционеров через чужие заборы, нерешительно пожал плечами и развел руками, мол, Таня знает лучше, что тебе надо. Это настолько меня поразило, что я, без дальнейших пререканий, открыла рот, и Татьяна принялась меня поить, словно я и впрямь была тяжелобольной. Утолив жажду, я задала вопрос, который волновал меня с момента, как я пришла в себя:
– Что случилось?
Татьяна с Юркой со значением переглянулись, и подруга несколько сюсюкающим голосом, проворковала:
– Нюсенька, а ты что же, сама не помнишь?
Вот тут я не выдержала. Даже не пытаясь скрыть свое раздражение, проговорила сердито:
– Перестань со мной разговаривать, словно я при смерти!!! Со мной все в порядке! Я спрашиваю, что случилось, в конце концов!!!
Татьяна испуганно сморгнула и промямлила, опять глупо повторяя свой вопрос:
– А ты сама не помнишь…?
Я тихо прошипела почти по слогам, сдерживая прорывающееся возмущение:
– Я помню все…! Я спрашиваю, что видели вы??
Подруга обиженно надув губы, проговорила бурчливо:
– Что, что…?? Ты шла, как сомнамбула по этим проклятым вилюшкам, а у тебя волосы на голове шевелились и искры сыпались, словно с рассерженного кота. А потом, ты руки к камню приложила, постояла мгновение и упала. Мы с Юриком подбежали, а ты в отключке…
