Выходит, Великую империю создавали сплошь цари-алкоголики. Все русские цари в советской историографии получили гнусные прозвища, а их деятельность оценивалась как антинародная. На Западе чтят своих правителей, но в отдельных поступках те люди бывают хуже варваров. Это мы ещё увидим на посмертной судьбе Генриха IV (Наварры) и кардинала Ришелье. Наварре ставят в вину многочисленные любовные похождения. Но когда представишь, что этот человек из 53 лет своей жизни почти 40 провел на коне и в битвах, создавая единое абсолютистское французское государство, завоевывая ему одно из доминирующих мест на континенте, то поражаешься духу его веры, выносливости, храбрости, политическому уму и другим качествам. Ему прощаешь эти любовные похождения, понимая, что то были узкие полоски жизни вне мучительных забот и смерти, то, что давало жить ему вообще. Видимо, это больше всех понял Генрих Манн, когда вник в жизнь и деятельность Генриха IV, написав о нем свою знаменитую книгу.
В целом судьба Генриха IV (Наварры) трагична и в посмертное время. Его гроб, как и других великих французских королей, во время буйств Великой революции (1789–1794) был выброшен из королевской усыпальницы Сен-Дени. Толпа революционеров с жадностью и страшным любопытством его окружила, впиваясь взглядами в содержимое, когда с гроба слетела крышка. И увидела: король и через 184 года после захоронения лежал в последней своей обители как живой, и его лицо было тождественно прижизненным портретам.
Но мало было вскрыть гробницу, святость которой как бы охраняет само небо и вечность, мало было выбросить тело Наварры, как и тела Людовика IX Святого, Людовика XIV Короля Солнца и других, в яму. Этого было мало! Один из революционеров отсек мёртвую голову Генриха IV кинжалищем, а обезглавленные останки полетели в грязь с известью. Потом он эту голову обработал до черепа и таскал по базарам; попадала она и на аукционы; какой-то художник написал с черепа портрет и торговал им. Не забудем, что подобным образом поступили и с останками великого реформатора Франции кардинала Ришелье: его голову гоняли, как футбольный мяч, по улицам революционного Парижа. И как тут не провести параллель с нашей революцией 1917 года, гражданской войной в России. При всей жестокости тогдашних событий никто не прикоснулся к усыпальницам русских царей ни в Кремле, ни в Петрограде. Когда входишь в царскую усыпальницу в соборе Святых Петра и Павла в Санкт-Петербурге и видишь эти надгробия-саркофаги, их молчаливые ряды в граните, мраморе, в чугунных кружевах решеток, то думаешь и о величии духа народа, о его святости и уме.
О посмертной судьбе Генриха IV Рэтленд знать не мог, но он приобщился к жизни французского двора в 1597 году, возвращаясь домой после длительного путешествия по континенту, при этом долго живя в Италии. Блистательный английский лорд познакомился с жизнью французского двора, с Маргаритой Наваррской, её фрейлинами, с вельможами и придворными. Тогда блистали Босомпьер, Лонгвиль, Дюмен, Бирон – все исторические лица. Рэтленд не мог долго задерживаться во Франции, так как спешил попасть в экспедицию Эссекса на Азорские острова. Но он оставил память о своем пребывании при французском дворе. В числе пьес Шекспира находим одну особую и неповторимую: «Бесплодные усилия любви», где присутствуют все названные и другие исторические лица в числе героев; где разлиты волны тончайшего юмора и остроумия; созданы комические ситуации, звучат великолепные монологи, в которых дается простор чувствам всех оттенков, а в диалогах сверкают изумрудами латинские слова и выражения вперемешку с итальянскими. В этой пьесе, как и в других, совершенно очевидна прямая связь наивысшей степени: Шекспир – это Рэтленд. Но как она возникла? Когда, где и почему? Об этом разговор впереди, а пока вернемся к этой самой болезни, чёрт её побери! Но ведь нужно довести до конца показательные примеры её разрушительной силы в человеческом обществе.
