Глава II,
В которой впервые появляется Жозеф Рультабий
Я до сих пор помню, словно это было вчера, как ко мне в комнату вошел в то утро юный Жозеф Рультабий. Было около восьми часов, я еще лежал в постели и читал статью в «Матен» о преступлении в замке Гландье.
Но прежде всего позвольте представить вам моего друга.
С Жозефом Рультабием я познакомился, когда он был безвестным репортером. В ту пору я только поступил в адвокатуру и частенько встречался с ним в судейских кулуарах, когда приходил просить разрешения связаться с Мазасом или Сен-Лазаром[3]. Рожица у него была славная, а голова – круглая как шар, и сам он был очень подвижный; думается, из-за этого-то его приятели газетчики и дали ему прозвище Рультабий, что означает попросту колобок. «Ты не видел Рультабия?.. Да вот он, чертенок Рультабий!..» Он часто краснел как помидор и бывал то чересчур веселым, то чересчур серьезным. Как в таком юном возрасте – когда я увидел его впервые, ему минуло шестнадцать с половиной лет – ухитрялся он зарабатывать себе на жизнь газетным ремеслом? Таким вопросом могли задаваться только те, кто, познакомившись с ним, не знал о том, как он начинал. Во время следствия по делу о женщине с улицы Оберкампф, разрезанной на куски, – еще одна начисто забытая история, – он принес главному редактору «Эпок», газеты, соперничавшей по части информации с «Матен», левую ногу несчастной жертвы, которой недоставало в корзине, где обнаружены были ужасные останки. Эту левую ногу полиция безуспешно разыскивала целую неделю, а юный Рультабий нашел ее в сточной канаве, куда никому не пришло в голову заглянуть. Ради этого ему понадобилось наняться чистильщиком канализации в наскоро сформированную бригаду, которую городские власти Парижа направили на ликвидацию последствий небывалого подъема воды в Сене.
Став обладателем столь ценной находки и поняв к тому же, с помощью каких сложных дедуктивных умозаключений этот мальчик нашел путь к ней, главный редактор испытывал непередаваемое восхищение проницательностью шестнадцатилетнего юнца – ей мог бы позавидовать любой изощренный в своем деле полицейский – и радость от того, что он мог выставить на всеобщее обозрение в «морг-витрине» газеты «левую ногу с улицы Оберкампф».
– С этой ногой я сделаю вот такой заголовок для статьи! – воскликнул он.
Затем, вручив жуткий сверток судебно-медицинскому эксперту, сотрудничавшему с газетой, спросил юного незнакомца, на какое жалованье тот рассчитывает, если согласится стать репортером отдела судебной хроники.
– Двести франков в месяц, – скромно сказал молодой человек, чуть не задохнувшись от распиравшего его восторга: еще бы, такое неожиданное предложение!
– Вы получите двести пятьдесят, – ответил главный редактор, – но при одном условии: вы всем скажете, что работаете в редакции уже месяц. И давайте сразу договоримся: не вы обнаружили «левую ногу с улицы Оберкампф», а газета «Эпок». Запомните, мой дорогой, отдельная личность здесь – ничто, а газета – всё!
Высказавшись таким образом, он не стал более задерживать нового сотрудника, лишь пожелал узнать на прощание его имя.
