Тем временем Сашка занес палку с сумкой над речкой, к склонившейся с другого берега иве. Тычок – и закачалась сумка на обломанном суку, едва не касаясь воды. А Сашка, отбросив рогатину, пошел обратно, прямо на Тимоху.
Дрогнуть и попятиться еще дальше в кусты он не успел. Резко повернувшись, Сашка разбежался и прыгнул над речкой, ухватившись за нависший с того берега ствол черемухи. Едва не замочил спину, когда дерево гибко прогнулось, оплел ствол ногами, покачался на нем и, перебравшись руками, спрыгнул на землю. Ай да Санек!
Тимоха бросился в погоню, как только Сашка скрылся за деревьями. Разбежался, прыгнул над речкой в том же месте. Легко до ветки черемухи достал, мазнул по ней пальцами, успел вякнуть: «Ой!» и бултыхнулся в воду.
Обратно на берег Тимоха выкарабкался на коленях.
–Ништяк! – сняв с уха длинную серьгу водорослей, отстучал он зубами сам себе. Немного не рассчитал.»
Ночью с океана налетел шквал. Он содрал с крыши котельной листы железной кровли и погнал их в сопки с грохотом и визгом. Тимохин отец вскочил, как по тревоге, едва задребезжали стекла от первого порыва ветра, и исчез в темной воющей кутерьме.
Все утро Тимоха поглядывал в сторону бухты: не сорвало ли с якоря кланяющийся волнам за мысом буксир. Темный корпус суденышка порой исчезал из виду, как проваливался в пучину, и тогда что-то внутри Тимохи тоже срывалось и падало, падало, пока скошенная рубка буксира, вынырнув, не взлетала на белопенном горбу.
После полудня ветер ослаб. И Тимоха пошел в магазин за хлебом. Очередь была небольшой и терпеливой. Все ждали, когда Сашка с матерью перетаскают в подсобку только что привезенные мешки с сахаром.
Впереди Тимохи, зажав мелочь в кулаке, томился щупловатый, необычно тихий и покладистый Васька Гамов. Васька де Гама, как прозвали его пацаны. Он не обижался на прозвище. Жил Васька с бабкой и братом, работавшим на подхвате то в комбинате, то у геологов, то неизвестно где. Мать Васьки вышла недавно замуж в третий раз и обещала забрать младшего в город, как только пропишут ее у отчима. По этому поводу бабка купила Ваське новые джинсы на вырост, и он, подогнув штанины, чувствовал себя в них наполовину горожанином.
Когда подошла Васькина очередь, он привстал на цыпочки – лицо топориком, вытряхнул на прилавок мелочь из потной ладони и попросил пачку «Примы».
_– А бутылек впридачу не желаешь? – уперевшись полными руками в бока, грозно спросила Сашкина мать.
– Водки не надо, – смиренно произнес Васька.
– И то ладно. Для кого сигареты?
– Братан просил.
– Что-то я его давненько не видела. Вот пусть сам и придет. Давай, Тим, чего тебе?..
Минутой позже, скользнув в подсобку, Васька вкрадчиво охмурял Сашку:
– Ну, Санек, продай, а? … Я пятачок наброшу, честно. Чего тебе стоит? Вон ящик-то.
– Ну гривенник сверху. Хочешь?
– По шее кому-то хочу! Рука чешется.
–Да ладно тебе, курнули бы вместе, – торопливо досказал Васька. Сашкины кулаки он уважал.
Шесть лет назад, когда погодки Гамова, нарядно одетые, впервые пришли в школу, увязался с приятелями и Сашка Панасюк. Без сумки, в залатанных на коленях штанах.
Увидев его рыжую кудлатую голову, учительница ахнула:
– А ты куда, Панасюк?
– Учиться хочу.
– Рановато тебе, милый. Вот подрастешь, и на следующий год…
– Не хочу на следующий.
– А ты буквы знаешь? – спросила учительница и облегченно вздохнула. Вот видишь!..
