Разве Вадим от этого пострадает? Да он не увидит меня никогда даже больше!
И сама вероятность, что от него у меня получится забеременеть естественным способом - очень мала. Да почти нулевая!
А на следующий день я даже врачу не призналась, что незащищенная близость была. На процедуру шла с безнадегой в глазах. Понимала ведь, что после такого - ничего скорее всего не получится.
И когда уже перестала ждать и надеяться, когда уже саму мысль о ребенке почти отпустила — Чудо случилось.
Через пару недель я держала в руках положительный тест на беременность.
От донора этот малыш, или же от Вадима – мне было неважно. И знать я уже не особо хотела.
Важно было только одно – внутри меня теперь живет свое, личное, персональное Чудо. И ему суждено явиться на свет.
Девять месяцев спустя.
Роды были тяжелыми. Схватки мучили меня десять часов. Изнурили физически и морально так сильно, что в конце концов я уже была готова на все. Ну или почти что на все...
— Милая, ну никак тут без кесарева, будем резать тебя, — забалтывала мне зубы акушерка, укладывая на койку.
Стиснула зубы, застонала от очередного сильного спазма. — Нет-нет-нет-нет. Я сама. Я сама.
— Риск травмы высокий, — спорила она до последнего. — Я САМА! — закричала, теряя контроль над сознанием.
Дело вовсе не в шраме, или боязни хирургического ножа. Дело в том, что я хочу каждую крупицу боли прочувствовать. ОТ и ДО. Каждый миг. Любую секунду. Даже если в эту секунду мне больно и плохо.
У беременных свои причуды, но я была просто уверена, что вся эта боль родит самое чистое и светлое чувство на свете.
А еще... я почему-то считала себя недостойной этой малышки. Все время ловила себя на мысли, что матерью буду просто ужасной. Поэтому, вероятно, пыталась наказать себя этой болью? Глупость, конечно. Но попробуй упоротой и измученной роженице втолковать разумные вещи.
В любом случае я была просто уверена, что с дочкой все будет в порядке. Будто шестое чувство это твердило.
— Да какое ей кесарево? — строго вопросил врач, наконец зашедший в палату. Ощупал живот. — Она вон, рожает уже. Сейчас вылетит! Люда, страхуй! — скомандовал акушерке.
Почему-то в этот момент стало так смешно. Просто до слез.
— Чего ты смеешься-то, полоумная?! Тужься, давай! — перестраховщица Люда за меня переживала больше, чем я сама.
— Тужусь я, тужусь! — сквозь смех отзывалась.
— Да поздно уже, — хмуро оповестил нас с Людой доктор.
— Как поздно? — от смеха и следа не осталось. Что там случилось? Я даже привстать попыталась, чтобы своими глазами на все посмотреть.
— Родила уже. Что, — буркнул доктор, производя необходимые манипуляции.
Отдувая мокрую челку со лба – я впервые увидела свою девочку.
— П-почему... она молчит? — голос осип, захрипел. В конце концов вовсе пропал.
Доктор шлепнул легонько младенца, и она сразу же завопила на всю палату. Даже на всю больницу. А я счастливо откинулась на подушку и зарыдала в голос. Даже не знаю теперь кто из нас плакал громче.
— Ну понятно теперь, в кого такой голосина, — цокнула Люда, подавая мне девочку на руки. — Как назовешь-то решила, мамаша?
— Решила, — шмыгая носом, я впервые к ней прикоснулась. Втянула запах. — Анюта. Нюра...
— Аню-ю-та, — довольно повторила за мной акушерка. — Красивая у тебя вышла Анюта.
***
— Это не твой там папашка оккупировал двор? — посмотрела на меня одна из новоявленных мамочек с соседней койки.
