Тайная эпидемия одиночества. В поисках утраченной близости - страница 3

Эпидемия одиночества

В 2003 году я смотрела, как отец произносит траурную речь на похоронах моей бабушки из Китая. Я тогда только вернулась в Австралию после годовой учебы в Швейцарии, и мы с семьей сразу поехали отдыхать в Сингапур. Мой отец был эмигрантом вот уже почти 20 лет. Их отношения с моей бабушкой из Чаошаня можно было назвать в лучшем случае холодными: они ограничивались ссорами по телефону, после которых папа с бабушкой месяцами не разговаривали. Тем не менее он был старшим сыном в китайской семье, а значит, на него ложилась обязанность произнесения траурной речи.

Я посмотрела на отца: белая рубашка поло обтягивала его живот, из-за чего он становился похож на свежий рождественский пудинг. Он вел себя скромно и не поднимал головы, рассматривая родинку на руке, которая становилась темнее от времени, проведенного на свежем воздухе за игрой в гольф. Совсем недавно он начал брать по выходному в неделю в своем киоске. До тех пор он даже не знал, как пользоваться кремом для загара – настолько редко он отдыхал. Когда отец возвращался домой после гольфа, его руки напоминали плитку двойного шоколада: белого цвета под короткими облегающими рукавами и насыщенного коричневого – в области предплечий. Поначалу он даже не знал, что этот крем наносится не после игры, а до. Боже, как мы с сестрой хихикали! Мой взгляд затуманился, когда я переключила внимание с загоревших предплечий на его добрые глаза. Я слушала, как он произносит прощальные слова, обращенные к бабушке, которую едва знала и с которой мы разговаривали на разных языках. Я словно вышла из собственного тела, и в голове пронеслась внезапная мысль: «А ведь однажды и мне придется произносить траурную речь на похоронах отца. Стоять там, где стоит сейчас он, скорбеть и говорить о нем всякие хорошие вещи в прошедшем времени. Я хочу, чтобы этот день никогда не настал».

Я и представить себе не могла, что это случится всего год спустя: я стояла там же, за кафедрой в церкви, окруженная плачущими людьми, и прощалась с безвременно ушедшим из жизни Робертом Хэном. Ведь уже в тот момент, когда он произносил траурную речь на похоронах бабушки, у него развивался рак. К тому времени, когда его обнаружили, он уже успел поглотить хрупкое тело отца, а затем и убил его. Из-за нестерпимой боли папе приходилось пить морфин так, как я пью по утрам чай с ромашкой. Он быстро растворялся в воде, окрашивая ее в ярко-желтый, прямо как мой чай. Рак – не глобальное потепление. Он не подает никаких предостерегающих знаков. Это просто случилось, и наш мир разрушился. И в человечестве сейчас незаметно растет та же опухоль, что когда-то развилась в теле отца. Она не похожа на пандемию коронавируса и представляет серьезную угрозу не только нашему психическому и физическому здоровью, но и самому выживанию человеческого рода. Эта опухоль скрыта завесой стыда, и о ней перешептываются лишь в небольших группах. Она наводняет Интернет, питаясь тревогой подростков. Она прячется в клавиатурах и за сообщениями в мессенджерах, прорастает между друзьями в социальных сетях. Это тайное заболевание – эпидемия одиночества. Ее пагубные последствия уже давно стали предметом многочисленных исследований. Результаты одного метаанализа показали, что нехватка социального взаимодействия повышает риски для здоровья примерно так же, как выкуривание 15 сигарет в день или алкоголизм