– Ты как? – спрашиваю я у Скотта, который как-то поутих с тех пор, как полицейские заперлись на кухне с Гарри.
– А? – Он поворачивается ко мне.
– Ты как?
– Ничего, по-моему. Просто я немного не так представлял себе сегодняшний вечер.
– Я тоже.
Скотт стискивает зубы так, что я слышу скрежет, и трясет головой. Я знаю, это моя вина, что он так расстроен. Я опять втянула его в то, к чему он не хочет иметь отношения. Может, я действительно зря ему позвонила. В конце концов, этот человек – не моя собственность, даже если он мой муж. К тому же мы с ним разъехались, и он мне ничего не должен. Просто я привыкла обращаться к нему со всеми своими проблемами. Ведь мы всегда поддерживали друг друга. И теперь мне больно осознавать, что моя потребность в нем его раздражает. Что ему хочется быть сейчас не здесь, а в другом месте…
– Спасибо, – говорю я ему.
– За что?
– За то, что приехал, когда я позвала. И что позвонил за меня в полицию.
Скотт отвечает мне грустной улыбкой и проводит ладонью по влажным темным волосам. Его высокий рост и крупная стать обычно производят впечатление внушительности и силы, но сегодня он почему-то кажется мне просто неуклюжим. Как будто комната вдруг стала слишком маленькой для него.
– Как ты думаешь, что с ним теперь будет? – спрашиваю я, подтягивая колени к груди.
– Найдутся его родители, я уверен.
– Надеюсь, что они хорошие люди… А вдруг он от них убежал?
– Он не пропадет, – безразлично замечает Скотт. – Полиция во всем разберется.
Я киваю, но без уверенности.
Глаза мужа расширяются, когда он слышит, как за стеной начинают двигать стулья. Голоса делаются громче, и отворяется кухонная дверь. Я спрыгиваю с дивана и следом за ним иду в прихожую, где уже стоят оба полицейских, а между ними – Гарри. Вид у него несчастный и одинокий. Маленький, заблудившийся мальчик из книжки.
– Мы вам позвоним, – говорит женщина-офицер.
От ее слов у меня в животе как будто что-то обрывается. Что она хочет этим сказать?
– Хорошо, – отвечает Скотт.
– Пока-пока, Гарри, – говорю я. – Мне было очень приятно познакомиться с тобой.
Но ребенок на меня не глядит. И не отвечает. Похоже, он думает, что я в чем-то предала его. Мне хочется сказать ему что-нибудь в утешение, но я не знаю что. А ведь через минуту они уйдут. И будет слишком поздно.
– Вы дадите мне знать, чем все кончится? – прошу я полицейских, внезапно испугавшись, что никогда ничего больше не услышу об этом мальчике. Не узнаю, что с ним стало.
– К сожалению, нам запрещено сообщать такого рода информацию, – говорит мужчина.
– Но…
Скотт предостерегающе кладет ладонь мне на руку, и я умолкаю. Но не могу отвести глаз от бледного личика мальчика, от его опущенных глаз и темных кудряшек.
– Ты не забыл свой рисунок, Гарри? – спрашиваю я. – Ты же не хочешь оставить здесь такую красивую картинку?
Он не отвечает. Куда подевался тот разговорчивый малыш, который еще совсем недавно называл меня мамой?
– Мы спрашивали его, возьмет он с собой картинку или нет, – говорит женщина-полицейский, – но он ответил, что рисовал ее для вас, миссис Маркхэм, правда, Гарри?
Не знаю, может быть, мне показалось, но ребенок как будто кивнул.
– Я буду ею дорожить, – говорю я преувеличенно весело. – Повешу ее на холодильник и буду любоваться ею каждый день.
И опять Гарри ничего не отвечает. Но я надеюсь, он понимает, что я хочу ему сказать.
Полицейский протягивает нам со Скоттом по визитке.
