Молчание затягивается. Карраса это больше не веселит, как и всех.
– Хорошо, перейдем к обсуждению следующего вопроса. – Преподаватель легко переводит тему.
Я туплю голову в парту, пока часть ребят перешептывается. Стараюсь удержать себя от вспышки злости. Давлением на ручку выцарапываю в тетради слова.
Всегда. Гашу себя. Гашу себя. Гашу себя.
Мне кажется я родилась не в той семье. Не у тех людей. Мне чуждо все, что происходит. Это будто не мое. Будь моя воля я бы сбежала. Далеко-далеко. Туда, где никто не найдет меня. Купила бы домик в забытом Богом месте, занималась бы хозяйством, рисовала, рожала детей от любимого мужчину и строила семью. Во мне столько любви, чувств, которыми я хочу поделиться. Но здесь, в Нью-Йорке, в своей семье, в классе, с теми людьми, которые меня окружают, это невозможно. Я протягиваю руки, наполненные до краев теплотой, а меня шлепают по рукам. Тянусь, от меня бегут.
Несмотря на людей вокруг, не покидает ощущение – я изгой.
Я плюю на все правила, занимаясь тем, что нравится. Впервые за столько лет учебы в школе. Сейчас сижу и рисую на полях цветущую сакуру. Не знаю, что нашла в ней, однако каждый год в конце апреле – начале мая хожу на кладбище Грин-Вуд понаблюдать за цветением. Центральный парк и Бруклинский ботанический сад я стараюсь избегать из-за большого скопления людей в весенний период. Грин-Вуд спокоен по сравнению с ними, хоть и является популярным местом.
Старинное кладбище занимает огромную территорию. Побольше, чем некоторые парки города. Обойти Грин-Вуд за один день, вряд ли получится. Я блуждала по вымощенным тропинкам шесть часов и не обошла половину территории.
Погруженная в себя, не замечаю, как оканчиваются занятия.
– Будем командой?
Поднимаю глаза. Два голубых теплых шара направлены точно на меня.
Алекс разговаривает со мной? Я не уверена в собственной вменяемости уже второй раз за три дня. Сначала сообщение, а теперь прямой уверенный взгляд. И это предназначено для меня? Голубой оттенок глаз, от которого подкашиваются ноги, сравним с небом после дождя.
Алекс знает, о чем я вспоминаю, смотря ему в глаза.
Я вспоминаю то утро, когда он впервые…
Впервые…
Нет. Не хочу ворошить воспоминания.
Была бы Джес или Катрина, попросила бы ущипнуть меня. Да покрепче.
– Ты и я? – Как тупая рыба, выброшенная на сушу, потерявшая шанс на спасение, открываю-закрываю рот.
Алекс улыбается левым уголком губ и продолжает наслаждаться моей растерянностью. Он всегда умел смущать меня, не прилагая усилий.
– Ну да.
Каррас оглядывает класс.
– Для реализации проекта все разбились по парам. Остались мы.
Я хлопаю глазами, впервые за столько лет имея возможность в такой макроскопической близости рассмотреть его лицо. Раньше я обожала трогать Алекса. Убирала светлые пряди с его лба. Подолгу сопротивлялась его голубым, желая победить в гляделках. Очерчивала форму бровей, носа. Однажды даже позволила себе дотронуться до губ Карраса пальцем. И чуть не рискнула поцеловать. Хорошо, что не поцеловала.
Мне очень-очень-очень нравился Алекс.
Зря я волновалась за его состояние после субботней стычки с Маккензи. На лице ни синяков, ни ссадит. Ничего, что свидетельствовала бы о драке.
– Если ты против…
– Нет-нет, – тороплюсь, пока Каррас не передумал.
Понимая, насколько странно выглядит мое беспокойство, нахожу оправдание:
– Проект есть проект. Если надо, значит надо. – Со скучающим лицом. А внутри ликую, хлопаю в ладоши под разрывающий сердце салют, устроенный Алексом!
