– Хотите, покажу?
– Непременно! Ни разу не видела живой амфибии.
– О, мы редко разрешаем посторонним прикоснуться к нашей тайне.
– И за что же мне такая честь?
– Вы необычная.
– Необычная?
– Да. Ощущение, будто у вас секретов больше, чем под Кремлем.
Знал бы ты, мой дорогой, что прав на миллион процентов.
– Ладно, вы переводите тему! Хочу видеть жабры!
Он с самым серьезным видом снял пиджак, расстегнул ворот рубашки и показал гладкую кожу с изображением пламени.
– Любите тату?
– А вы нет? – он красноречиво уставился на запястья, покрытые замысловатыми узорами, на деле же – ведьминой вязью.
– Это было в далекой молодости.
– Что, пожалели?
– Нет, у меня их много.
– Да? А где еще, расскажете?
– Ну, вы же жабры так и не раскрыли.
– Неправда!
Ничего не значащий диалог двух посторонних взрослых продолжался несколько часов. До улицы Жибек-Жолы мы так и не добрались. Зато хитрый актер непонятно как раздобыл бутылку неплохого красного вина. Я-то думала, что в ночном продуктовом, куда он решительно зашагал, кроме какой-нибудь «Изабеллы» и нет ничего. Леди из себя строить не стала, отпила прямо из горлышка, за что была удостоена то ли уважительного, то ли ошарашенного взгляда.
– Что? Мы народ простой, не из знати, манерам не обучены.
– На банкете вы были просто умопомрачительны.
– Я притворялась.
– А какая вы на самом деле?
– Вам это интересно? Почему?
– Не знаю, – честность в голосе подкупала, но, я вас умоляю, это же артист. – Просто хочется узнать о вас побольше.
– Вы российский шпион?
– А вы – казахский?
– Все может быть.
Мой таинственный взгляд скользнул по кромке воды, из которой выглядывала голова утопленника. Прости, я обязательно вернусь сюда завтра, и мы поговорим. А пока дай мне время пожить обычной женщиной.
Словно услышав мою немую просьбу, дух исчез в темном омуте.
– Может, пора уже на «ты»?
– Давай, все равно ты меня рассекретила.
И мы говорили обо всем на свете, конечно, избегая запретных тем, которых, чую, у него было только немногим меньше. Кирилл оказался не похож ни на одного из знакомых мне мужчин: без бравады и понтов, остроумный и ироничный, он с легкостью заставлял меня не просто улыбаться – хохотать в голос! Особенно понравилась история, как он забыл текст и импровизировал, из-за чего Борис Годунов чуть не отказался от царствования.
– И стоит напротив «Воротынский»! Мой сокурсник Витя Смирнов, кстати. У него глаза как у человека, проглотившего залпом полбутылки виски: большие, красные и слезятся. Он потом рассказал, что так смех еле сдерживал, вот слезы и текли. А что делать? Я тут на глазах у детишек, можно сказать, историю переписываю, педагоги в шоке, худрук в обмороке!
– Бедный Александр Сергеевич!
– Я перед ним потом извинился, конечно. И перед зрителями. И перед преподавателями. В общем, сложный был день…
Устав сидеть, мы отправились гулять вдоль берега. Неожиданно поднялся ветер, и на мои плечи лег кашемировый пиджак.
– Не стоит, я не замерзла.
– Мне на тебя холодно смотреть.
– А мне теперь на тебя! Ты в одной рубашке!
– Мужчины не мерзнут.
– Ой ли?
– Ладно, я приукрасил. Погреемся вон в том заведении?
– Идем.
– Я сильно приукрасил, Свет. Лучше бежим!
Ночная кафешка оказалась пуста, а капучино – самым вкусным в моей жизни! Заспанный продавец через силу улыбнулся клиентам и предложил поздний ужин или, судя по времени, ранний завтрак, и чуть расстроился, получив отказ.
