На земле покоилось растерзанное, изуродованное тело, облачённое в изодранную и запятнанную высохшей кровью узорчатую бело-красную рубаху с тонким пояском, какие носили славяне. Листья папоротника также запачкались липкой субстанцией.
Около трупа, облепленного мухами, валялся кривой берёзовый посох, а за ним – какой-то круглый предмет. Приглядевшись, Данил понял, что это оторванная от туловища окровавленная голова, покрытая седыми волосами.
Тошнота подкатила к горлу Осипова, и он, побледнев, ощутил сильную слабость. Стараясь дышать глубоко и размеренно, мальчик, шатаясь, сделал на непослушных подкашивающихся ногах пару шагов в сторону и потерял сознание, рухнув на грунт. Его падение смягчил покров из трав и мха, устилающий почву.
32
Следуя за тем самым учителем географии, от коего они сбежали в прошлый раз, Арсений с Артёмом вышли из школы в приветливый погожий день.
Преподаватель, спустившись с крыльца, затормозился, сунул в рот сигарету, чиркнул спичкой о коробок, поднёс огонёк к кончику табачного изделия и, закурив, закашлялся.
“Не мудрено. Вечно пыхтит как паровоз” – подумал про себя Дубовцев и надел на голову кепку-арбузку.
– Ну что, олухи? Кто не работает, тот получает сверхурочные! И в память о недавних событиях я Вам их обеспечу, – с ухмылкой пообещал мужчина и выкинул остаток “Примы” в мусорное ведро.
За утро Арсений с Артёмом переварили уже не один подкол от географа, до ужаса рассерженного на них после вчерашнего. Отныне он представлялся им худшим, что только могло с ними случиться за едва успевшее начаться лето.
Учитель отпер дверь, ведущую в подвал, и пропустил парней вперёд. Из темноты тянуло сыростью и гнилью.
– Не доверяет нам начальник, – отметил Артём, на что его друг утвердительно кивнул.
По крутой скользкой лестнице троица переместилась в продолговатое помещение с очень низким потолком и неказистыми окошечками, расположенными на уровне земли. По неизвестной причине они были заколочены фанерой, что препятствовало солнечным лучикам проникнуть в заполненный инвентарём подвал, использующийся зимой в качестве лыжной базы.
Смахнув свисающие перед лицом кружева паутины, географ щёлкнул выключателем, и мрак рассеял тусклый свет пыльных лампочек.
Педагог открыл ближайшую дверь, чьи петли, судя по скрипу, не мешало бы смазать, и пригласил парней внутрь тесной комнатки, указав им на древние строительные носилки с засохшим цементом на стенках.
– Итак, господа, Вам предстоит увлекательное занятие! Но его не выполнить без ассистентов! Презентую первого – носилки! Бери их, Дубовцев! Дерзай! А ты, товарищ Смирягин, приголубь эту замечательную даму – совковую лопату, – и преподаватель вручил Артёму инструмент, также извоженный цементом. – Теперь дуйте наверх и ждите меня там!
Друзья повиновались. Очутившись на улице, Смирягин прервал молчание:
– М-да, шутник он, однако! Совсем со своими азимутами, часовыми поясами и прочей фигнёй с катушек съехал! Ох, как же я жалею, что явился сегодня! Завтра конец моей благотворительности! Напомогался! Тащишься к ним по доброй воле и ещё выслушиваешь претензии! Нет уж, увольте! Пусть наш полководец сам окопы в палисадниках роет!
– Да ладно тебе! Я вот смирился, – мечтательно отозвался Арсений, пялясь вдаль.
Артём проследил его взгляд и заключил:
– Ну да! У тебя же есть лишний повод наведываться сюда чаще! Твоя прелестная принцесса.
