– Это, мать, у тебя от сытой, спокойной жизни, – похохатывал муж, нежно шлепая ее по бокам. И тут же щурился хитро и подмигивал. – Может, мне загулять, а, мать? Может, тогда нервничать начнешь и сбросишь килограмма три?
Настя нервно хихикала в ответ, грозила ему кулаком, но всерьез его угрозы не воспринимала. С мужем прожили сто лет, кажется. Любили друг друга искренне и преданно. Растили детей. Долго растили, трудно. Сын часто болел, приходилось ездить с ним за границу на лечение. Дочка оставалась с мужем. И душа у нее разрывалась за них обоих. Потом все пошло как по маслу – цитата ее педагогического состава. Жизнь стала спокойной, размеренной, дети выросли, определились. Муж все чаще время стал проводить дома, назначив генерального – приличного парня из дальней родни. А она вдруг засобиралась на работу, устав скитаться по большому дому.
– Ну вот! – ворчал супруг, встречая ее, уставшую, на пороге дома. – Я в дом, жена из дома. На кой тебе это надо, Настена?
– Похудеть хочу, – шутила она, щурясь от усталости, и с благодарностью влезала в домашние тапки, брошенные мужем к ее ногам. – А то вообще колобком стану скоро…
Честно? Работа ей нравилась. Нравились дети, причем всякие нравились: спокойные и озорные, хулиганистые и воспитанные. Нравился педагогический состав, за исключением одного-двух человек. Она очень мечтала с ними расстаться, очень. Повода все не было к ним придраться. Нравился шум школьной перемены и тишина в коридорах, когда шли уроки. Нравилось, когда каждый, кто встречался с ней, уважительно кивал и быстро проговаривал:
– Здрасте, Анастасия Станиславна.
– Надоест когда-нибудь, Настена. Когда-нибудь тебе это надоест, – обещал муж, наслаждающийся тишиной и покоем их большого уютного дома. – И захочется ко мне под крылышко.
Под его крылышком ей было очень хорошо, очень, но иногда немного душно. И еще был у нее крохотный бабий секретик. Настя Кольская считала, что если постоянно будет мелькать у мужа перед глазами, то очень быстро надоест ему. Она ведь уже не молода, морщинки режутся, как зубки у младенцев, что ни месяц, новые. Раз посмотрит – не заметит. Второй присмотрится, а на третий и пальцем ткнет. А так…
А так он по ней даже скучает. Звонит часто, дома ждет. Хорошо!
– Здравствуйте, Анастасия Станиславовна.
Охранник у входа непривычно резво вскочил с места и вытянулся по струнке.
– Здравствуй, Михалыч, – удивленно заморгала Кольская. – Чего это ты как на плацу? Случилось чего?
Антон Михайлович – бывший военный, исполнительный, внимательный, трудолюбивый и просто хороший мужик – вдруг побледнел.
– А вы разве ничего не знаете? – удивился он.
– А что я должна знать?
– У нас такое ЧП, Анастасия Станиславовна! – Михалыч округлил глаза. – Ужас просто!!!
Кольская насторожилась и быстро осмотрела фойе. Только теперь заметила, что не все так привычно. Дети возле раздевалки шумят, как обычно, но как-то не так. Разбились на группы, шеи вытянуты, глаза страшные. Слухи, стало быть, уже вовсю гуляют по школе. Судя по обстановке, страшные слухи.
– Что, Михалыч, не томи?!
Кольская свела полы плаща, устав держать пресс под напряжением. Даже спина заныла. Худеть надо, ох, надо худеть!
– ЧП у нас! – снова повторил охранник. – Девочка одна из одиннадцатого класса из окна выбросилась.
– Где??? – ахнула Кольская и почувствовала, как белеет ее лицо, даже больно сделалось у висков.
