– Не чувствую ничего, кроме боли, – добавил Роман и поднял на нее глаза. – Если ты тоже страдаешь, скажи!
Огонь в камине медленно затухал. Гостиная погружалась во мрак. Луна то пряталась за облаками, то вырывалась из туманной пучины, ярко освещая комнату. Лунный свет ласкал нежную кожу Маргариты, к которой невыносимо хотелось прикоснуться. Даже боль почувствовал в кончиках пальцев, как от ожогов. Словно одна только мысль о прикосновении к ней обжигала кожу.
– Мы не можем, Рома. Это невозможно, – тихо произнесла она.
– Ты не должна бояться чужого мнения, Марго. Не страшно быть осужденной обществом, страшно из-за общества отказаться от счастья!
– С чего ты взял, что с тобой я буду счастлива? – закричала она и отошла на расстояние вытянутой руки. – Может, рядом с тобой я страдаю? Может, одно твое присутствие причиняет мне боль?
Роман сделал шаг вперед, она – назад. Сделал еще один. Маргарита продолжала отступать. Луна снова скрылась за облаками, и гостиную поглотила тьма. Он двигался скорее на ощупь, интуитивно, и, в конце концов, приблизился к ней. Обхватил ее лицо руками, нежно обвел ладонями его контур, потом спустился чуть ниже и коснулся ее плеч.
– Ты страдаешь, – глухо сказал он.
– Опомнись, прошу тебя. Мы ро…
– Родственники, я знаю, – опередил ее Роман.
– Даже если мы решимся, ничего хорошего из этого не выйдет. Наши чувства приведут нас к гибели!
– Значит, ты любишь меня… Но почему тогда так поступила? Все могло бы сложиться иначе!
– Я не смогла оставить маму. Дед ясно дал понять, что не будет помогать ей, несмотря на то, что она его племянница. Мне пришлось выбирать. – Роман почувствовал, что она задрожала, и прижал ее к себе.
– Ты все сделала правильно, – сказал он и провел ладонью по ее мягким волосам. Камень упал с души, принеся неимоверное облегчение. Она не предала. И это меняло дело. Это меняло все.
– Старик парализован, Марго. Он не сможет помешать.
– Это тупик. Тупик!
Она высвободилась из его объятий и отвернулась к окну. Все вдруг стало противным, мерзким. Родные стены угнетали сильнее, чем раньше, в них, казалось, въелась тоска. Полная луна раздражала его своим холодным, неприятным блеском. Роман нервно задернул штору. Пусть темнота в комнате станет еще гуще, еще непроглядней! Все в этом доме должно погрузиться во мрак, как знак того, что его душу поглотила тьма! Густая, непроглядная тьма с жадными костлявыми пальцами. Нет смысла дышать, нет смысла жить, если она уйдет. Нет смысла жить. Нет смысла…
Ядовитая мысль все глубже и глубже заползала в сознание, безжалостно выедая все светлые картинки, которое рисовало его воображение. В отчаянии ухватился за последнюю соломинку:
– Есть другой выход.
Пожалуйста, прекрати эту пытку, Маргарита…
– Мы можем держать все в тайне.
Но она покачала головой:
– Нет. Я так не смогу. А ты? Разве ты сможешь жить в вечной лжи?
– Ты права, это не выход.
«Уже тогда я заметила, что в нем что-то изменилось, – напишет в дневнике Маргарита. – Что-то неуловимое, но мне явно заметное. Я вдруг отчетливо увидела тень жесткости и холодности, промелькнувшую на его лице, и мне стало не по себе. Он до последнего сдерживал и прятал эту сущность внутри себя, но я знала: его сердце разрывалось от боли. В тот момент мне казалось, что я поступаю правильно, что так будет лучше для нас двоих – если я исчезну из его жизни и, наконец, устрою свою. Но, Господи, как же я ошибалась!»
