– У него были помощники?
– Нет. Он работал один. Время от времени с пресс-формами ему помогала я, но это когда заказ был большой. Обычно же он все делал сам. – Она задумалась. – Впрочем, иногда отец нанимал специалистов.
– Что это были за люди?
– Высококлассные профессионалы. Большинство – итальянцы, среди них несколько женщин. В его адресной книге есть список.
– Над чем он работал накануне?..
– Готовил пресс-форму для фарфоровой статуэтки.
– Вам известно о его конфликтах с помощниками?
– Нет. Они все относились к нему с огромным уважением.
– Но все-таки, что это были за люди? Достойные, хорошо воспитанные?
– Пожалуй, да, весьма достойные люди. Трудолюбивые, трезвые, без вредных привычек.
Коронер опять замолк, испытующе глядя на свидетельницу. Затем сменил тему:
– Ваш отец носил при себе что-то ценное?
– Насколько мне известно, нет.
– Никаких ювелирных изделий? Может быть, дорогой портсигар или образцы драгоценных материалов?
– Нет, ничего такого при нем быть не могло. А работал он в основном с гипсом и воском.
– А деньги, какая-нибудь значительная сумма?
– Нет. За работу ему платили чеками, и свои платежи он осуществлял таким же образом. В бумажнике у него обычно лежало не больше двух фунтов.
Коронер опять глубоко задумался. Мне казалось, что он пытается выявить какой-то факт, но пока безуспешно. Наконец, бросив на свидетельницу очередной озадаченный взгляд, он повернулся к присяжным и предложил желающим задать вопрос. Таковых не оказалось, и он с благодарностями отпустил Мэрион.
Следя за ходом разбирательства, я несколько раз оглядывал зал. Мне было любопытно, кто ходит на такие мероприятия. Репортеры – это само собой. Мне показалось, что рядом с ними я разглядел стенографистку доктора Торндайка. Чуть подальше сидели зрители. Их было немного, но странно, что они вообще пришли. В газетах об этом деле говорилось очень сухо, оно не сулило никакой сенсации. Так почему? Единственное объяснение, какое я смог придумать, – все они знали покойного, может быть, соседствовали с ним, и пришли из любопытства.
Особое внимание привлекла женщина лет сорока. Ее лицо закрывала плотная черная вуаль. Видимо, вдова, постоянно носящая траур. Но мне удалось разглядеть, что она блондинка и носит очки. На коленях у нее лежала развернутая газета. Похоже, она слушала и одновременно читала. Неужели пришла сюда от нечего делать, вроде как развлечься? Странно.
Следующим свидетелем коронер вызвал патологоанатома, проводившего аутопсию. «Вдова» бросила на него равнодушный взгляд и вернулась к своей газете. Доктор, интересный мужчина – волосы с проседью, но довольно моложавый, приятный уверенный голос, – начал неторопливо излагать результаты вскрытия:
– Покойный был хорошо сложен, с развитой мускулатурой, возраст около шестидесяти, практически здоров, за исключением недостаточности митрального клапана.
– Причиной смерти послужило это? – спросил коронер.
– Нет. Его сердце было вполне работоспособно, с таким диагнозом он мог жить по крайней мере еще лет двадцать.
– Так от чего он умер?
– От отравления аконитином. Это очень ядовитый алкалоид.
Мэрион Д’Эрбле охнула, а присяжные начали возбужденно переговариваться. Зрители зашевелились, даже дама в вуали оторвалась от газеты.
– И как был введен яд? – спросил коронер.
– Впрыснут в мышцу с помощью шприца.
– Покойный сделал это сам?
– Сам себе он ввести яд никак не мог, – ответил патологоанатом. – Инъекция была сделала в спину, под левую лопатку. И несомненно, если бы покойный решил таким способом покончить с собой, то ввел бы яд в более удобное место, например в переднюю часть бедра. А до своей лопатки он просто не смог бы дотянуться. – Доктор достал из коробочки шприц и продемонстрировал невозможность сделать самому себе инъекцию в указанное место. Затем передал шприц присяжным для ознакомления.
