Дэвид видел свой дом перевалочным пунктом, аванпостом, базой, в котором он восстанавливал силы для новых свершений. Хитроумные решения, такие как выставление фирменного пикантно улыбающегося быка у входов в рестораны, давали свои плоды, и это радовало его. Конверсия увеличивалась, музыка в его плеере становилось все энергичнее. Он четко осознавал, что работа давала ему возможность отключиться от депрессии, в которую его вогнала дочь. Иногда, выходя на перекур, он срывался и начинал думать о ней, накручивать себя и подолгу смотрел вдаль и прямо на землю перед собой. На вопросы сотрудников о том, почему он вдруг становился хмурым, он или отшучивался с холодным выражением лица, после чего разговаривать с ним не хотелось, или просто слал вопрошающего к его рабочему месту. Если он ее потеряет, то крепость его характера может разрушиться. Он чувствовал за этими стенами крепости любовь, которая не покидала его, даже когда он пытался казаться окружающим и себе Цезарем. Но это была и слабость, нельзя было показывать ее. И вообще, у него всегда есть поле боя, на котором он побеждает. Но сможет ли он побеждать, потеряв Лиззи? Не будет ли это слишком сильным тараном для его крепости? Не сопьется ли он или не повесится ли, если психика победителя не выдержит? Он беспокоился об этом.
Лиза лежала и не приходила в себя. Аппаратура вокруг нее мирно пикала, а медсестры суетились, выполняя стандартные обходы и необходимые перевязки. Ни одна из ее подруг не пришла ее навестить. Конечно, ей сейчас было все равно на такой смехотворный факт, как и на все вообще, так как сознание ее не функционировало. Дни и ночи проходили столь одинаково, что ни ее матери, ни ее собаке не снилось. Последнее, что запечатлел ее мозг – вспышка боли. После этого была пустота. Настолько пустая, что сознание в ней камнем пошло ко дну.
Наконец, в один из дней, аппараты вокруг нее стали выдавать неритмичные сигналы. Вскоре они переросли в отчаянные. Ближайшая медсестра, заметив происходящее, используя крик испуганной женщины, собрала коллег и доктора Хинкли, который своим профессиональным взором после быстрого анализа ситуации увидел признаки кровоизлияния в легкие. Лиза задыхалась. Крики собравшихся стимулировали работу по ее спасению. Доктор Хинкли стоял невозмутимо и давал указания. Медперсонал, занявшийся откачиванием крови из легких и восстановлением работы сердца, воспринимал спокойные команды начальника как слишком формальные, словно он пересказывает учебник. Огрызнувшийся на них Хинкли настоял на точном выполнении того, что он говорит. Подоспели еще два врача, сразу взявшихся за дело. Хинкли замолчал. Теперь они могли обойтись без него. Он смотрел на шум и суету перед ним, переводя взгляд на кардиомонитор. Он завел одну руку за спину и отошел подальше, наблюдая за работой своих людей. Они крутились вокруг Лизы, выбегали, вбегали, ругались. Тело начало дергаться от боли. Хинкли в этот момент задался вопросом о том, оплатил ли он счет за электричество. Кажется, забыл. Ладно, не страшно, сегодня еще есть время.
Пульс пациентки вдруг стал редким, и частота его стала замедляться. Джон подошел на шаг ближе. Один из врачей руководил происходящим и стал особо нервно кричать, когда заметил резкие изменения пульса. Через минуту пульс стал совсем слабым и начал пропадать. Хинкли набрал в грудь воздуха, выдохнул, свел губы в брезгливой манере и медленно вышел. «Ну вот, опять.»
