Тайны мозга. Почему мы во все верим - страница 10
Все восемь экспериментаторов были приняты на лечение, у семи диагностировали шизофрению, у одного – маниакально-депрессивный психоз. На самом же деле эти люди были аспирантами факультета психологии.
Мощность генератора диагностических убеждений поразительна. В записи беседы по радио[11] Розенхан вспоминал, что психиатр, принимавший его в больницу, расспрашивал его об отношениях с родителями и женой и интересовался, шлепал ли он когда-либо своих детей. Розенхан отвечал, что до вступления в подростковый возраст он ладил с родителями, но потом отношения с ними стали более напряженными, с женой они ссорятся лишь изредка и что он «почти никогда» не шлепает детей – только однажды, когда дочь залезла в аптечку, а сын перебежал через оживленную улицу. Розенхан добавил, что психиатр так и не задал вопросов об обстоятельствах, в которых происходили ссоры с супругой или наказание детей. Слова Розенхана были «истолкованы как свидетельство моей колоссальной двойственности в межличностных отношениях и признак значительной затрудненности в подавлении импульсов, потому что, как правило, я не шлепаю детей, но все-таки отшлепал, когда разозлился». Розенхан заключил, что психиатр «решил, что я не в себе, поискал в моем анамнезе подробности в подтверждение этой точки зрения и нашел на редкость наглядный пример – двойственность в межличностных отношениях».
Диагностическая предвзятость убеждений вездесуща. Поскольку коллеги Розенхана в психиатрических больницах изнывали от скуки, то вели подробные записи обо всем происходящем, чтобы скоротать время. В одной язвительной характеристике персонал больницы сообщал, что «пациент постоянно что-то пишет», и отнес эту подробность к списку признаков патологии. Псевдопациентка-художница принялась создавать одну картину за другой, многие из них были настолько удачны, что их развесили на преимущественно голых стенах больницы, где находилась эта псевдопациентка. По случайному совпадению консультантом в этой больнице был Розенхан.
Однажды я прибыл туда на практическую конференцию и услышал, как участники, подолгу стоя возле ее картин, говорили: «Смотрите, здесь отчетливо видны несомненные нарушения в чувствительной сфере, прямо виден выброс в сознание, напор либидо, а вот здесь прорыв уже устранен» и т. п. Ясно, что в подобных вопросах с учетом всевозможных видов проективности видишь то, что хочешь увидеть. Высказывания профессиональных психиатров о пациентах зачастую говорят нам о первых больше, чем о вторых.
Что характерно, настоящие пациенты, не посвященные в диагнозы, которые психиатры поставили псевдопациентам, сразу что-то заподозрили. Из 118 пациентов, замечания которых были записаны, 35 давали понять: им известно, что происходит на самом деле. Как воскликнул один, «вы не сумасшедший. Вы журналист или профессор. И сейчас проверяете эту больницу». Ну конечно! А кто еще стал бы торчать в психиатрической больнице, делая подробные записи?
Каким образом патологическая система убеждений превратила нормальное поведение в ненормальное? «Поскольку пациент находится в больнице, значит, у него есть некие психологические нарушения, – объяснял Розенхан. – А если у него нарушения, значит, непрекращающаяся писанина просто обязана быть поведенческим проявлением этих нарушений, возможно, ряда примеров компульсивного поведения, которые иногда ассоциируются с шизофренией». Речь не только о написании заметок. Одного псевдопациента, который вышагивал туда-сюда по коридору, медсестра спросила: «Нервничаете, мистер Икс?» Тот ответил: «Нет, скучаю». Другой мнимый больной случайно услышал, как психиатр объяснял интернам, что очередь из пациентов, образовавшаяся тридцатью минутами ранее, перед обедом, «характерна для орально-восприимчивой природы синдрома». Нет, никто не принял во внимание тот факт, что пациенты просто изнывали от скуки и проголодались.