Гонтран не отвечал; он опустил глаза, как преступник, выслушивающий свой смертный приговор.
– Теперь, мой дорогой друг, – продолжал полковник, – если вы захотите выслушать меня, то ляжете в постель и заснете, предоставив мне разбудить вас. Я выберу шпаги и закажу карету. Доброй ночи, прощайте.
И полковник вышел, продолжая напевать арию. Гонтран долго не мог прийти в себя. Наконец, он понял весь ужас ассоциации, в которую он вступил из-за желания обладать Леоной; теперь он понял, что вместо свободного человека он сделался навеки рабом и орудием в руках своих сообщников.
Когда маркиз вошел в свою комнату, то застал в ней Леону, взволнованную и грустно улыбавшуюся ему.
– О, Боже мой! – сказала она. – Что с вами? Отчего в так бледны?
– Сегодня, – сказал он сухо, – настал день расплаты.
– Расплаты? – спросила она с удивлением.
– Да, сегодня я расплачиваюсь за вашу любовь, – сказал он с судорожной улыбкой. – До сих пор я только наслаждался.
И, повернувшись спиной к пораженной Леоне, он повалился на кушетку, решившись заснуть одетым. Он спал долгим беспокойным сном; его все преследовали какие-то видения, и он бормотал бессвязные слова. Леона слушала и дрожала.
Гонтран просыпался несколько раз и снова засыпал; наконец на рассвете полковник постучал в дверь. Гонтран вскочил, сразу все вспомнил и пришел в ужас и от самого себя, и от той роли, которую он играл. Он решил:
– Я дам себя убить… это справедливее… Затем Гонтран открыл дверь полковнику.
– Как! – удивился тот. – Вы не ложились? Да вы с ума сошли!
Гонтран пожал плечами.
– Я забыл раздеться, – сказал он.
– Глупо, друг мой. Смотрите, вы бледны, ваши нервы напряжены. Это может дорого обойтись вам.
– Э! Не все ли равно?
– Ну, – флегматично заметил полковник, – это не в наших интересах.
Затем он прибавил мягче, почти дружески:
– Друг мой, когда джентльмен идет на дуэль, то он собирается на нее, как на бал, и надевает праздничное платье. Займитесь немного своим туалетом, смените белье, переоденьтесь в сюртук, широкие брюки и наденьте ботинки. Ах да, кстати, я взял у Зуэ отличные шпаги; они чрезвычайно легки. Попробуйте, – и полковник подал шпагу маркизу, который невольно описал ею круг в воздухе.
Гонтран переоделся и, когда был совершенно готов, вошел к Леоне: она спала и показалась ему теперь прекраснее, чем когда-либо. У Гонтрана закружилась голова, и он почувствовал, что жажда жизни снова овладела им. Он захотел жить для любви.
Полковник взял его под руку, и они тихо вышли из комнаты, не разбудив Леону.
Карета ждала их на улице. Гонтран и полковник сели, спрятали шпаги под одну из подушек и приказали кучеру: – В Ботанический сад!
Карета покатила рысью по пустым еще улицам. Густой туман спустился на землю; было свежо. День был самый неподходящий для дуэли. Драться хорошо только при солнце.
Когда карета остановилась у Ботанического сада и полковник с Гонтраном вышли, чтобы отправиться на берег Жарре, маленькой речки, единственной в Марселе, Гонтран почувствовал, что он озяб, и закутался в плащ.
– Ну! – сказал ему полковник. – Что же будет с вами, когда вы снимете сюртук?
И он улыбнулся.
– Вы прекрасно знаете, что такие шутки неуместны; я легко зябну, вот и все! – ответил Гонтран, пожимая плечами. – К тому же мне никогда еще не приходилось драться на дуэли во время тумана, – прибавил он с грустной улыбкой.
– Всегда поэт, – презрительно сказал полковник. Они спустились на берег речки и выбрали подходящее место на песчаной площадке. Скоро появился и генерал в сопровождении шевалье д'Асти.
