Начальник в очередной раз к чаю потянулся, а я из сумки бутылёк двухлитровый с почти бесцветной наливочкой облепиховой, моего собственного изготовления, достал и на стол перед его носом поставил.
– Давай, Сергей Иванович, перестанем резину тянуть и займёмся делом. Я ведь попрощаться с вами на время хочу да пообещать, что не забуду, забегать стану иногда – не часто, чтоб не надоесть, но и чтобы вы меня тоже не забыли. Я тут настоечки из облепихи на чистом медицинском спиритусе вини принёс. Люблю я эти настойки делать, благо к спирту дармовому допуск имею. Но из всех ягод – а я всё, что можно и не можно, перепробовать успел – мне облепиха больше всего по душе. Сейчас глотнём по чуть-чуть – и вы сами свой вердикт вынесете.
Народ – все постоянные да из временных некоторые, которые в коллектив успели влиться, – вокруг стоял, пустыми стаканами позвякивал, на бутылёк голодными глазами посматривал. Все понимали, что много не достанется, да и нельзя, завтра снова, как говорится, в бой, но расслабиться все хотели. Даже я сам, хоть и не любил эту отраву, всё одно в хорошей компании пару-тройку рюмок с удовольствием мог употребить.
– Ты подожди, Ваня, – сказал Сергей Иванович, – я ещё не закончил. Да и вы, мужики, поскучайте ещё чуток, – обратился он ко всем собравшимся вокруг. – У меня с Иваном ещё на пару минут разговор есть.
Все разошлись, а я на него вопросительно посмотрел. Впервые он меня настоящим именем назвал, все аж рты от удивления раскрыли. Я-то уж давно ему открылся и всю историю рассказал, но мы решили об этом молчать. Мало ли, дойдёт до верха, а там кто знает, как это всё воспримут. Ведь, по большому счёту, это подлог. Не уголовное, конечно, но всё же нарушение. А тут вдруг ляпнул в открытую. Он и сам, судя по всему, понял, что не то сказал, даже шевелюру свою взлохматил. Потом рукой махнул, мол, пойди всё куда подальше, и на меня посмотрел.
– Слушай, Алексей, – громко так, отчётливо произнёс он, чтобы все поняли, что оговорился начальник, с кем не бывает, – выйди завтра ещё раз. Если сможешь, конечно. Мы уж всё перекроили, а тут с Петром несчастье. Тебе же безразлично, где ходить. Возьми участок Сидоркина. Сегодня мы его разделить смогли, там заказов было всего ничего – в общем, справились, а завтра, по случаю субботы, он большим будет, но ты сумеешь, а на воскресенье мы что-нибудь придумаем. С понедельника ещё человек пять новых придут, тогда, может, полегче чуток будет.
Я только головой мотнул, согласен, мол, и к телефону рванул – тестя успеть предупредить, что только завтра вечером приеду. А народ тем временем столы двигать начал да закуску немудрёную, которую я всё из той же сумки достал, на тарелку вываливать.
Стукнулись мы стаканами – такой звон пошёл, что куда там. Хорошо посидели, разговоры исключительно на вольные темы вели. Слова «доставка», «билеты», «поезда» и все такие прочие были запрещены. За нарушение каждый оговорившийся клал рубль в общую казну. Но всё хорошее рано или поздно заканчивается, а поскольку завтра опять ни свет ни заря нам всем сюда приходить, то затягивать моё не вполне состоявшееся прощание не стали и через часок по домам расходиться начали. Барахлишко своё, которое на дачу приготовил, я в подвале, в «секретной» комнате, оставил, а сам налегке опять в родительскую квартиру побрёл, пустую в этот вечер, поскольку отец тоже на дачу уехал.
